Судьба адмирала

Адмирал Николай Николаевич АМЕЛЬКО

Адмирал Николай Николаевич АМЕЛЬКО из той легендарной когорты советских флотоводцев, кто, придя на военный флот в 30-е годы прошлого столетия, приобретал командирские навыки в период Великой Отечественной, а потом создавал Советский океанский ядерный военный флот.

Часть II

ВОЙНА. 22 ИЮНЯ

О начале войны я узнал в трамвае, когда ехал из поселка Урицкий домой к жене, как мы говорили, в гости (на увольнение). Рядом сидящий со мной мужчина тихим голосом сказал, что немцы напали на нас, и об этом сейчас будут говорить по радио. Подходя к своему дому, я увидел толпу людей и жену с собакой (у нас был белый шпиц). Все стояли около громкоговорителя на столбе. Выступал Молотов и говорил, что началась война.

О приближении войны мы уже знали довольно точно. 18 июня я с кораблем и курсантами был в Таллинне. Вечером с преподавателем училища, который руководил практикой, капитаном 2 ранга Хайнацким мы были в ресторане "Конвик", что на улице Торговая. Вдруг приходит шифровальщик и шепчет мне, что пришла шифрограмма из Москвы, зашифрована моим командирским кодом. Срочно пошел на корабль, достал из сейфа командирский код и расшифровал: "Флотам боевая готовность. Всем кораблям немедленно возвратиться в свои базы по месту постоянной дислокации". Дал команду срочно готовить корабль к выходу. Механик Дмитриев доложил о готовности. Затем старший помощник командира корабля, в свою очередь, получив доклады от командиров боевых частей и боцмана Ветеркова, кстати, прекрасного специалиста сверхсрочника, старше меня по возрасту, доложил: "Корабль к бою и походу готов". Снялись с якоря и швартов и пошли в Кронштадт. Явился к командующему В.Ф. Трибуцу. Он говорит:

У тебя постоянное место дислокации - Ленинград, около училища.

Я доложил, что мне нужно погрузить уголь.

После погрузки угля (а это процедура долгая по времени - весь личный состав с корзинами и лопатами с берега по сходням бегает на корабль, загружает уголь в люки угольных ям и чистит котлы), я катером дошел до Ораниенбаума, потом электричкой до поселка Урицкий и далее трамваем до дома. Вот в это время мне сосед и сказал, что началась война. Дома я сказал жене, что эта война будет пострашнее финской. Решили, что Таточка (так я звал жену) поедет к родным в Москву.

Ночевать дома я не остался, вернулся на корабль и послал писаря корабля - очень расторопный старшина - в Ленинград доставать билет для жены на поезд в Москву. Через два дня уже с билетом на поезд провожал жену. Жили мы на окраине города за Кировским заводом, до Московского вокзала очень далеко, но писарь в гостинице "Европейская" достал машину "линкольн". На вокзале столпотворение. Узнали, где стоит состав, который будут подавать для посадки, и на каком пути. На "линкольне" с Лиговской улицы через служебный вход мы въехали прямо на перрон, а в это время уже подавали задним ходом состав для посадки. Люди на ходу бросились к вагонам, входы в вагоны уже забиты людьми. Тогда мы с писарем подняли мою Таточку на руки и впихнули в окно вагона на верхнюю полку. Попрощались, и увидел я ее только через три с половиной года. Грустный, я поехал на корабль.

ТАЛЛИННСКИЙ ПЕРЕХОД

В конце сентября 1939 года для кораблей Балтийского флота главной базой и местом основных сил базирования стал город Таллинн - столица Эстонии.

Получил приказ действовать согласно мобилизационному плану, по которому я должен был войти в состав бригады шхерных кораблей, место сбора - город Тронгзунд, если идти в Выборг со стороны моря. У Тронгзунда пролив узенький, а я решил встать к причалу носом на выход. Стал разворачиваться, нос корабля уперся в причал, а корма - в противоположный берег. Тросами, брашпилем и лебедками все-таки развернул корабль. Возился долго, сломал одну лебедку. Потом нашел штаб формируемой бригады, представился командиру - капитану 1 ранга Лазо. А он говорит:

Хорошо, что ты развернулся на выход, поступил приказ "Ленинградсовету" возвратиться в Кронштадт, а потом идти в Таллинн в распоряжение штаба Минной обороны.

Наступило утро 22 июня 1941 года. Учебный корабль "Ленинградсовет", которым командовал автор этих воспоминаний, находился в г. Кронштадте. Срочно на корабле установили два зенитных орудия 76-мм калибра на носу и на юте (на корме) и четыре крупнокалиберных пулемета ДШК на турелях. До середины июля корабль сделал четыре похода из Кронштадта в Таллинн с пополнением боеприпасов, продовольствия, военного снаряжения для его защитников. Это потребовалось потому, что 5 августа 1941 года войска 48-й немецкой армии рассекли 8-ю армию Северо-Западного фронта и вышли к побережью Финского залива, полностью блокировав Таллинн с суши.

В конце июля корабль "Ленинградсовет", будучи в Таллинне, стоял у причала Купеческой гавани, и на нем разместился штаб Минной обороны Балтфлота. Командующим этого объединения был вице-адмирал Ралль Юрий Федорович, начальником штаба - капитан 1 ранга А.И. Александров, зам. начальника штаба - капитан 2 ранга Поленов. Все они, а также флагманский штурман Ладинский, минер Калмыков и другие специалисты штаба Минной обороны размещались и жили на "Ленинградсовете".

Учебный корабль "Ленинградсовет" построен на Балтийской судоверфи в 1889 г. Прежнее название "Верный". Водоизмещение 1100 тонн, вооружение - 76-мм пушки на барбетах по 3 с каждого борта. В 1927 г. был модернизирован, вооружение снято, переименован в "Ленинградсовет".

Три недели продолжалась оборона Таллинна: 10-й стрелковый корпус 8-й армии, подчиненный Командующему флотом адмиралу Трибуцу, отряд морской пехоты, сформированный из личного состава кораблей (в него вошли и 20 человек из экипажа "Ленинградсовета"), полк латышских и эстонских рабочих, поддерживаемые артиллерией.

Ночью подошли тральщики-буксиры, транспорты тоже подходили на внешний рейд. С рассветом 28 августа с "Кирова" получил семафор: "4-му конвою построиться и выходить". Штурман Ковель и штурман "Ленинградсовета" проложили на карте курсы перехода, как было указано в пакете. Я передал приказ тральщикам построиться и дал курсы. В это время к борту корабля подошли два катера "КМ" - это разъездные катера штаба флота, с их командирами я был знаком и раньше: они были в Ленинграде в Учебном отряде обеспечения практики курсантов училища имени М.В. Фрунзе. Командиры - мичманы катеров стали просить меня: "Товарищ командир, возьмите нас с собой, нас бросили, и мы не знаем, как и куда идти". Я согласился, дал указание своему старшему помощнику Калинину поставить их на бакштов (катера маленькие, около 10 тонн водоизмещения), подали им пеньковый трос с кормы, и они встали "на буксир".

У острова Воиндло наш четвертый конвой выстроился и начал движение. Миновали остров Кери, в тралах начали рваться мины, подорвался один из тральщиков, политрук Якубовский взрывной волной с одного из тральщиков был выброшен на борт "Ленинградсовета", попал на брезентовый тент и почти не получил серьезных травм. У нас осталась только одна пара тральщиков, но протраленная полоса была настолько мала, что идущие в кильватер транспорты не могли точно ее придерживаться и начали подрываться на минах. Транспорты и корабли все время подвергались атакам бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88. Два катера, которые у меня были на бакштове, подбирали плавающих людей с кораблей и транспортов и высаживали на "Ленинградсовет". Где-то на траверзе Юминда мы увидели горящий и тонущий транспорт "Верония", на котором эвакуировались в основном служащие штаба флота. Наши катера подобрали и привезли на борт несколько десятков людей - мужчин и женщин. Около нашего борта мы увидели плавающую девушку в одной рубашонке, которая держалась за большой чемодан. Когда мы ее вытащили на борт, это оказалась кассирша из таллиннской таможни, эстонка, а чемодан был набит эстонскими кронами. Когда ее спросили, зачем эти деньги, она ответила, что отвечает за них. Старпом выбросил этот чемодан за борт, накинул на нее свою шинель, потом ее переодели в рабочее матросское обмундирование. Баталер и начхоз корабля переодевали всех, кого катера подбирали и высаживали к нам на борт.

Вскоре мы подошли к Нарген-Поркалла-Удскому минному рубежу. В это время с правого борта нас обгоняла эскадра, прошли четыре тральщика "БТЩ", за ними ледокол "Сууртыл", на котором, как выяснилось, эвакуировалось эстонское правительство, главой которого был Иван Кебен. За ледоколом шел крейсер "Киров" под флагом командующего флотом Владимира Филипповича Трибуца. Они проходили настолько близко, что комфлот в мегафон закричал: "Амелько, как у вас дела?". Я не знал, что ответить, и пока я думал, они уже удалились, и кричать было бесполезно. За "Кировым" шел лидер эскадренных миноносцев "Яков Свердлов". В это время с "Кирова" наши сигнальщики прочли семафор: "Впереди по носу "Ленинградсовета" перископ подводной лодки. "Яков Свердлов", выйти и пробомбить". Последний дал "шапку" дыма. Это значит, что увеличил скорость, вышел из строя и прошел мимо "Ленинградсовета" метрах в 20-30. На мостике я увидел командира - Александра Спиридонова. С ним я был хорошо знаком до войны, мы были в одном отряде и, находясь в Таллинне, неоднократно встречались. Он был холостяком, и мы его считали "пижоном". Мы, молодые офицеры, не носили выдаваемые нам морские фуражки, а заказывали их в Таллинне на улице Нарва Манту у Якобсона, тужурку и брюки - в мастерской в Вышгороде у эстонца-портного. Где-то в середине августа ко мне на корабль зашел Саша Спиридонов и предложил заказать шинели из касторовой ткани.

Я предположил, что раз он говорит о шинели, видимо, скоро мы будем переходить в Кронштадт, а вот дойдем ли? Спиридонов мне говорит:

Ну, знаешь, тонуть в касторовой шинели приятнее, чем в той, которую нам выдают.

Так вот, проходя мимо меня, Спиридонов, стоя на мостике в тужурке, белой рубашке с галстуком, в фуражке от Якобсона, при кортике и с сигарой во рту, в мегафон крикнул: "Коля! Будь здоров!". Я ему ответил: "Ладно, чеши Саша!". Пройдя несколько кабельтовых впереди меня, его корабль взорвался на мине и затонул. Легенда о том, что "Яков Свердлов" прикрыл крейсер "Киров" от торпеды, выпущенной подводной лодкой, не соответствует действительности - он подорвался на мине. Место "Якова Свердлова" в кильватерном строю заняли два миноносца, а за ними подводная лодка С-5, которая, не доходя до нас, взорвалась. Катер МО-4 подобрал пять человек, в том числе Героя Советского Союза Египко, четырех матросов катер высадил к нам, а Египко остался на катере, остальной личный состав погиб - на подлодке сдетонировали торпеды. Начало уже темнеть. В это время крейсер был далеко впереди и вел огонь главным калибром по торпедным катерам противника, вышедшим из финских шхер. Мы катеров не видели. Подошли к месту гибели "Якова Свердлова", на воде мелькали огоньки - это подавали сигналы матросы и офицеры, которых подбирали катера и привозили к нам на борт. Надо пояснить, что личный состав кораблей был в жилетах, которые надувались при падении в воду. На жилетах от батареек зажигались лампочки. У каждого жилета был также свисток, и попавший в воду свистел, привлекая к себе внимание. Вторая пара тральщиков, за которыми мы шли, тоже взорвалась на минах. К 22 часам видимость уменьшилась до 200 метров. Чтобы не подорваться на минах, мы приняли решение до рассвета встать на якорь. К нам стали подходить малые суда и буксиры, просили разрешения стать к "Ленинградсовету" на буксир, так как глубина была большая и их якорные цепи не позволяли самим встать на якорь. С рассветом мы обнаружили около восьми судов, стоящих за нами на бакштове, друг за другом. Снялись с якоря, оттолкнув от борта шестами две плавающие мины, начали движение к острову Гогланд. За "Ленинградсоветом" в кильватер шли военный транспорт "Казахстан", плавучий завод "Серп и молот" и еще два транспорта. Начались непрерывные бомбежки транспортов, которые были крупнее "Ленинградсовета". "Казахстан" загорелся, но личный состав во главе с капитаном Загорулько справился с пожаром и повреждениями, и транспорт дошел до Кронштадта самостоятельно. "Серп и молот" погиб. Из конвоя остался один "Ленинградсовет" и три подводные лодки-"малютки", которые погрузились и под перископом шли за нами. Тогда "юнкерсы" набросились на "Ленинградсовет", прилетали группами по 7-9 самолетов, кружили над нами и по очереди пикировали на корабль. Высота разрывов наших снарядов заставляла их кружить и по очереди сбрасывать бомбы. Если внимательно следить, то можно увидеть, когда отрываются бомбы от самолета, и отворотом корабля вправо или влево, увеличением или уменьшением скорости можно избежать прямого попадания бомбы в корабль. Чем мы и занимались. Для быстрейшей реакции рулевого матроса Бизина перевели из рубки на верхний мостик, машинистам было приказано быстро выполнять сигналы на увеличение скорости или останавливать машину. Таким образом, корабль выдержал более 100 налетов бомбардировщиков. Рядом рвались бомбы, осколки повреждали корпус, кое-кого ранили, в том числе и командира, но прямого попадания удалось избежать.

Подошли к южной оконечности острова Гогланд - там маяк и сигнально-наблюдательный пост. Семафором запросили: "Каким фарватером прошла эскадра с крейсером "Киров"?" Ответа не получили. Дело в том, что врученная калька при выходе из Таллинна показывала путь северным фарватером. Но на гогландском плесе тоже была минная позиция. Я решил идти южным фарватером, очень узким проливом, называемым Хайлода. У Кургальского мыса корабли ходили редко и часто садились на мель. Но я хорошо знал этот проход и уже в вечерних сумерках благополучно его прошел и вышел в Лужескую губу. Наступила ночь. После последних яростных атак самолетов вышли из строя гирокомпасы, а их было два - "Гео-III" и английский "Сперри". Были еще английские гирорулевой, курсограф, эхолот, но все они вышли из строя, остался один магнитный компас с сомнительной точностью. Короче говоря, мы потеряли место своего нахождения. Увидели проблески навигационного буя. После совещания со штурманами предположили, что это буй Демонстейнской банки. Чтобы убедиться в этом, спустили командирский катер и отправили к бую штурмана корабля Альберта Кирша. Он осторожно подошел к нему и вернулся на корабль, подтвердив наше предположение. Впереди справа увидели пожар на берегу, где была база торпедных катеров Пейпия. Таким образом определили свое место и пошли к маяку Шепелев, где необходимо было пройти точно по фарватеру, так как на этом участке все водное пространство перекрыто противолодочными сетями, на которых подвешены взрывные устройства. При подходе к этому рубежу мы периодически сбрасывали глубинные бомбы, считая возможным нахождение в этом районе подводных лодок противника, вышедших из финских шхер. Но все обошлось благополучно. Вышли на фарватер и вошли на большой Кронштадтский рейд. На рейде на якоре стоял крейсер "Киров", сыграли захождение, все встали лицом к борту крейсера, на котором тоже заиграл горн и там тоже все встали "смирно" лицом к нам. Запросили сигнальный пост, где разрешается нам встать к причалу. И получили ответ: встать к причалу Усть-Рогатки. Отдали якорь и кормой пришвартовались недалеко от линкора "Марат", подали сходню на берег и всем поднятым "Ленинградсоветом" из воды с погибших кораблей разрешили сойти на берег. А их оказалось около 300 человек - офицеры, матросы, солдаты и гражданские. Так "Ленинградсовет" закончил переход из Таллинна в Кронштадт. Несколько человек экипажа были награждены орденами и медалями, а командир приказом наркома Военно-Морского Флота получил первую свою награду - орден Красного Знамени, и ему досрочно было присвоено звание капитан-лейтенанта.

БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА

22 сентября немцы совершили воздушный налет на корабли, стоящие в Кронштадте. Одна из бомб попала в носовую часть линкора "Марат", сдетонировали артпогреба носовой башни, носовую часть с 1-й башней оторвало, стоящие недалеко от него корабли сорвало со швартов, в том числе и "Ленинградсовет".

С возвращением в Кронштадт из Таллинна командование Балтийским флотом дало указание из числа экипажей кораблей сформировать бригады морской пехоты для отправки на помощь войскам Ленинградского фронта в обороне Ленинграда. Всего были сформированы восемь бригад. На моем корабле одну боевую смену мы сняли на оборону города еще в Таллинне. Никто из них на корабль не вернулся, а вторую боевую смену сняли в Кронштадте. На "Ленинградсовете" и других кораблях оставалось только по одной боевой смене из трех, положенных по штату, главным образом это были артиллеристы, минеры и связисты. Спали по очереди, прямо на боевых постах.

24 сентября меня на крейсер "Киров" вызвал командующий отрядом легких сил КБФ вице-адмирал Дрозд Валентин Петрович, показал директиву командующего флотом Трибуца В.Ф., в которой предписывалось заминировать корабль на случай уничтожения. Обсудили, как это сделать, и решили: в артиллерийские погреба и машинное отделение положить по две глубинные бомбы, а взрыватели держать в личном сейфе в каюте командира корабля. Затем Дрозд развернул карту и показал место при входе на большой рейд, где по сигналу "Афоризм" подорвать корабль, рядом с подорванным линкором "Октябрьская Революция". Под диктовку В.П. Дрозда все эти действия я описал на листе бумаги, Дрозд завизировал, запечатал в конверт, на котором написал "Вскрыть лично командиру с получением сигнала "Афоризм" и действовать согласно указанию. Хранить в личном сейфе".

Вернувшись на свой корабль, я приказал заминировать его. Вскоре узнал, что подобные действия проделали командиры всех кораблей. За этой "работой" строго следили начальники особых отделов НКВД и докладывали вступившему в командование Ленинградским фронтом генералу армии Г. К. Жукову. В таком состоянии корабли воевали до снятия блокады Ленинграда.

Г. К. Жуков командовал Ленинградским фронтом 27 дней. Некоторые исследователи ВОВ говорили и еще говорят, что Жуков "спас" Ленинград. Блокада города длилась 900 дней. Абсурдно утверждать, что за 27 дней его командования Ленинградским фронтом он спас Ленинград от блокады, тем более в начале войны. Если говорить о личностях, то это сделал Л.А. Говоров.

Я хорошо знал Г.К. Жукова. Будучи командующим ТОФ, лично ему подчинялся. Признаю его как организатора остановки отступления наших войск на Волге, несмотря на жесткие методы действий Жукова при этом. И, конечно, не признаю его как "гениального" полководца, "спасшего" Россию. Известно, что все военные операции планировал маршал Василевский, а не Жуков. Россию спасли народ, наши Вооруженные Силы своим мужеством, не жалея жизни.

В конце сентября "Ленинградсовет" был включен в отряд кораблей реки Нева. Корабль был переведен в Ленинград и поставлен на правом берегу Невы у пристани Лесопарка, с задачей поддерживать огнем 2-ю дивизию народного ополчения (2-я ДНО), которая обороняла блокадный Ленинград на левом берегу Невы напротив деревни Корчмино, сразу за заводом "Большевик".

Кроме "Ленинградсовета", в состав отряда кораблей реки Нева входили один эскадренный миноносец типа "7-у", канонерские лодки "Ока", "Зея" и другие, названия которых я не помню. Наша задача - по заявкам командира дивизии народного ополчения подавлять огневые точки немцев огнем артиллерии или поддерживать огнем 2-ю ДНО, которая неоднократно пыталась взять штурмом деревню Корчмино и продвинуться в направлении на Шлиссельбург. Снарядов у нас было мало, и при поступлении заявок командир отряда разрешал выпускать только по 5-6 снарядов.

Как-то вызвал меня командир 2-й ДНО к себе на командный пункт. Я перешел Неву на катере и подошел к блиндажу командира дивизии. Часовой меня остановил, расспросил и пошел в землянку. Я стою у входа и слышу, как солдат докладывает: "Товарищ комдив, к вам пришел командир парохода, который стоит на том берегу, почти против нас, фамилию я не запомнил, а звание не понял, чи капитан, чи лейтенант". Все правильно - я был капитан-лейтенантом. Командир дивизии спросил, не мог бы я послать ночью по Неве катер и разведать, какие силы обороняют деревню Корчмино. Я дал согласие, спустил катер, старшим назначил штурмана корабля старшего лейтенанта Колю Головешкина, с ним послал боцмана Ветеркова, радиста Сеню Дурова и еще одного матроса, вооружили их пулеметами, карабинами, пистолетами, одели в маскхалаты и отправили вверх по реке к деревне Корчмино. К рассвету наши разведчики доложили, что они подошли к пристани, ползком пробрались в деревню, в которой никого не обнаружили. Нашли одну старушку, которая подтвердила, что, действительно, в деревне, кроме нее, никого нет и что два дня тому назад в деревне были немцы. Еще она рассказала, что двое суток назад к деревне подошли наши и начали стрелять, немцы открыли ответный огонь, а потом и наши, и немцы отступили, и деревня опустела. Доложили об этом командиру дивизии. Тот сказал, что в ту ночь они отступили из-за сильного огня немцев и что он следующий раз возьмет деревню. Не знаю, взял он ее или нет. По нашим сведениям, нет.

Паек у нас был очень плохой. Тыл Ленморбазы решил, что "Ленинградсовет" погиб на переходе из Таллинна и снял корабль с довольствия. Но затем разобрались и довольствие возобновили. На каждого человека выдавали 250 граммов хлеба, если его можно назвать хлебом, 100 граммов подболточной муки, которой обычно поили телят, и чайную ложку сгущенного молока - это на одного человека в сутки. На берегу недалеко от места стоянки корабля проходила нейтральная полоса, там было картофельное поле. Я рискнул и послал трех расторопных матросов. Ночью они доползли и накопали картошки, "операция" прошла успешно, но удалось накопать только полмешка. Поджарили на олифе и с удовольствием съели.

Рядом с пристанью, где мы стояли, была так называемая "Саратовская колония" - деревня, в которой жили немцы-колонисты. Немцы совершали налеты авиации, как правило, с наступлением темноты, летали самолеты со стороны Шлиссельбурга, а из домов этих колонистов пускали ракеты, давали целеуказания на наши объекты, на корабли. Днем мы обходили дома, пытались выяснить, кто подавал сигналы, но жители отказывались, говорили, что они этого не делали. Как-то приехал командующий Ленинградским фронтом Леонид Александрович Говоров, я ему рассказал об этом. Он приказал установить наблюдение и разрешил дать орудийный залп по домам, пускающим сигнальные ракеты. С ним был Жданов, который одобрил это решение. Следующей ночью мы зарядили 76-мм пушку, установили наблюдение за домами, и как только вылетела ракета, дали залп по этому дому и разнесли его в щепки. Дома были дачного типа. Утром пошли посмотреть - там никого уже не было. Нашли только коровьи копыта, видимо, корову убили. Из этих копыт вместе с кожей сварили замечательный мясной суп. Хватило на весь экипаж. Матросы свои 250 граммов хлеба мазали горчицей, а потом много пили воды и пухли. Чтобы не было цинги, заготавливали сосновые и еловые ветки, настаивали их и пили.

В Ленинграде на Васильевском острове на 2-й линии жили отец, мачеха Анна Михайловна и сестра Александра, которая работала в аптеке. Я решил их навестить. Транспорта - никакого, пошел пешком, а это очень далеко, через Володарский мост по набережной на старый Невский проспект, через Дворцовый мост по Тучковой набережной, всего километров 15. Но дошел. Город меня поразил, на каждом шагу - замерзшие трупы, заснеженные вагоны трамваев, в сугробах троллейбусы и автобусы, Гостиный двор горит, Пассаж и Елисеевский магазин тоже в огне. По улицам бредут редкие люди, а вернее, тени. На 2-й линии у ворот каждого дома по нескольку трупов. Поднялся в квартиру, вошел в комнату - отец и мачеха стоят у окна и спорят, какой пролетел немецкий самолет: мессершмитт или фокке-вульф. Моему приходу были очень рады. Я им принес граммов 400 хлеба, одну головку лука и бутыль хвойного настоя. Был просто пир. В квартире из пяти комнат жили пять семей, всего одиннадцать человек, пять умерли, трое - в больнице, остались три человека. Мать говорит:

Коля, в комнате напротив - Николай Федорович, сосед, умер, а нам с отцом его не вынести к воротам.

Ну, я пошел, стащил труп к воротам на улицу - там ходили военные машины, подбирали трупы и отвозили на кладбище, где складывали их штабелями. Начался обстрел города, мать говорит, что надо идти на первый этаж под арку дома. Отец возражает и не хочет спускаться - снаряды падают далеко. Я согласился с ним, хотя весь дом дрожал, а посуда звенела.

Я отдохнул немного и стал прощаться с родными - хотел засветло добраться до корабля. Часам к 20 вернулся, как говорят, "без ног" и сутки спал.

Наступил Новый, 1942 год. Поставили в кубриках елочки и скромно отпраздновали встречу Нового года. Выпили выдаваемые нам маленькие бутылочки водки, кажется, назывались они "восьмушками". Я водку не пил, потому что как-то задолго до этого начхоз корабля притащил на корабль жидкость - это топливо для моторов "Паккард" с торпедных катеров, поставляемых нам американцами. Эту жидкость поджигали, бензин сгорал, так как был сверху, оставшийся "спирт" пропускали через коробку противогаза, отвинтив гофрированную трубку, а потом разбавляли водой и пили. Попробовал и я, от этой гадости меня вырвало. Да и выдаваемая водка изготавливалась из древесного спирта. Шутили, что ее делали из сломанных табуреток. С тех пор и до сегодняшнего дня я водку вообще не пью. Шампанское, хорошее виноградное вино или рюмку коньяка в гостях или когда у нас гости я маленькими глотками выпью одну, иногда две рюмки за вечер, но не больше. Мои друзья смеются и называют меня "неполноценным моряком".

Нева покрылась льдом, морозы крепчали. Чтобы не вмерзнуть кораблям окончательно, нам приказали перейти в Ленинград. Мне было определено место у сада Бабушкина, напротив фарфорового завода имени Ломоносова и пивзавода "Вена". Завод Ломоносова делал для армии саперные лопатки, ножи и гранаты, а "Вена" варила пиво из горелого зерна с бадаевских складов, подожженных зажигательными бомбами с немецких самолетов. Это горелое зерно никуда не годилось, приготовить что-либо съедобное было невозможно, а пиво получалось горьковатое, но вполне приличное. Как-то ко мне на корабль пришли директора заводов Ломоносова и "Вена", попросили разрешения помыться в душе. Конечно, я разрешил и в кают-компании угостил морковным чаем. Директора поинтересовались, не смог бы я им давать для производства электроэнергию, автономной у них не было, а городская полностью была отключена во всем городе. Я ответил, что киловатт 20 смог бы давать, но у меня почти нет угля. Директор завода Ломоносова сказал, что у него уголь есть и он может его нам дать. Короче говоря, были протянуты через дорогу, вернее, через набережную провода, и я стал давать им электроэнергию - заводы заработали. А "Вена" мне за это каждый день давала бочку пива - это по эмалированной кружке каждому члену экипажа корабля. Для полуголодных людей это было большое подспорье.

14 января 1942 года приказом командующего флотом меня назначили командиром дивизиона кораблей сетевых заградителей в составе новых, специальной постройки кораблей для постановки противолодочных сетей "Онега" и "Вятка", несамоходной сетевой баржи, минного заградителя "Ижора" и бывшего эстонского колесного минного заградителя "Ристна". Всего пять единиц, все они, кроме "Ристны", стояли у судоремонтного завода напротив Смольного, где был штаб фронта. На "Ленинградсовет" прибыл мой сменщик, снятый за какие-то проступки с минзага "Марти", капитан 2 ранга Абашвили. Расставание с "Ленинградсоветом" я перенес тяжело, да и офицеры, и матросы, возьму смелость сказать, тоже загрустили. Мы вместе пережили много горя.

Прибыл на "Онегу" - корабль был флагманским в дивизионе - и приступил к службе. Сходил на "Ристну", он стоял на Малой Невке за стадионом Ленина, на Петроградской стороне у пивного завода "Красная Бавария". "Везло" мне на пивзаводы. Сам корабль мне не понравился: большой, колесный, неуклюжий, а вот командир и команда были хорошими моряками и любили свой корабль, а это очень важно в службе, когда существуют такие понятия, как преданность и уверенность в том, что мы выстоим и Ленинград не сдадим.

Корабли стояли у судоремонтного завода. Мы откалывали лед, чтобы не раздавило корпуса, маскировали корабли рыболовными сетями и насыпали горы снега и льда почти до высоты бортов, чтобы затруднить бомбометание немецких самолетов, которые ежедневно (как правило, вечером) группами по 20-50 бомбардировщиков "Ю-87", "Ю-88" бомбили город, мосты, Смольный и просто жилые дома. В воздухе наши истребители вели воздушные бои, а нашим кораблям был отведен сектор, в котором мы вели огонь корабельными средствами.

Эта зима была очень тяжелая для ленинградцев. Многие умирали от голода. Недалеко от места нашей стоянки было Охтинское кладбище, куда через Неву по льду еле живые люди на детских саночках тащили завернутые в тряпки трупы умерших, часто тащивший сам умирал и оставался лежать впереди саночек. Каждое утро матросы кораблей подбирали со льда десятки умерших и доставляли на берег Охты.

Но больше всего нас расстраивали до слез дети. Они знали, когда на кораблях обед, толпами подходили к кораблям, цеплялись за борт замерзшими ручонками и с плачем просили, протягивая кружечки: "Дяденька, дайте что-нибудь, хоть немножко", - а у нас у самих в кубриках лежали опухшие от голода матросы. Приказал пожиже разводить выдаваемую подболточную муку, из которой варили "суп", и понемножку наливали в кружки детям. А они, счастливые, немного хлебнув, осторожно несли остатки супа домой матерям и родным, которые не могли подняться с постели.

Вот и сейчас, когда пишу эти строки, передо мной "стоят" лица этих детей, к горлу подкатывается ком, и по спине ползут мурашки. Ленинградцы-блокадники - подлинные герои, многие это знают из книг, стихов, кинохроники, а я это видел воочию. Видел их несгибаемую волю отстоять Ленинград. Видел штабеля трупов на пустыре, где теперь Пискаревское кладбище. Видел, как саперы взрывами делали ямы, а бульдозеры сгребали в них эти штабеля трупов.

Весной, боясь эпидемии, по призыву руководства города все, кто еще двигался, выходили на улицы и убирали грязь. Видел, как моя сестра на набережной у дома НКВД со своей сослуживицей из аптеки вдвоем поднимали железный лом и кололи на тротуаре лед, замирая на несколько секунд после каждого удара, но били и били, изнемогая от усталости.

Летом, в июне, мне приказали поставить противолодочные сети у острова Лавенсаари - это километров 150 от Ленинграда в Финском заливе. Там была база Балтфлота, откуда, сделав последнюю заправку топливом, уходили подводные лодки в Балтийское море и там же всплывали при возвращении. Сети мы поставили, оставив коридоры для наших возвращающихся кораблей и подлодок. Но оповещение не было налажено, и на другой день одна из лодок залезла в наши сети и подорвалась на подвешенных на них взрывных патронах. Слава Богу, повреждение было незначительное, и лодку быстро отремонтировали на плавучем заводе там же на острове. Неоднократно ставили сети и по линии маяк Шепелев - остров Бьёркё. Прокомандовал я этим дивизионом до апреля 1943 года.

10-й ДИВИЗИОН СТОРОЖЕВЫХ КАТЕРОВ

Меня назначили командиром дивизиона катеров-тральщиков, которые переоборудовали в катера-дымзавесчики. Сняли тральные лебедки и поставили на корме по две дымаппаратуры "ДА-7", работающие на смеси сульфонной кислоты и воды. На носу поместили пулемет ДШК (крупнокалиберный). Были в дивизионе и катера водоизмещением в два раза больше, металлические с 25-мм пушками на носу, были и самоходные с моторами "ЗИС", тендеры для подвоза бочек с сульфонной кислотой для заправки катерной аппаратуры. Каждый катер, кроме дымаппаратуры, имел еще по 20 шашек "МДШ" (морская дымовая шашка). Всего в дивизионе было около 30 единиц. "Около" потому, что гибли катера при выполнении заданий, о чем скажу ниже.

В качестве флагманского катера комфлотом В.Ф. Трибуц отдал мне свой дюралевый, хорошо оборудованный, быстроходный, со скоростью 30 узлов, с четырьмя авиационными моторами "ГАМ-34Ф". Дивизион получил наименование "10-й дивизион сторожевых катеров-дымзавесчиков" Балтийского флота (10-й ДСКД). Необходимость такого соединения была в том, что наши корабли, конвои, подводные лодки, следующие до Лавенсари в надводном положении из-за малых глубин, при выходе из Кронштадта сразу за маяком Толбухин попадали под огонь береговых батарей с Финского берега - орудий 180, 203, 305 и даже одной 14-дюймовой (340 мм). Надо было защищать наши корабли-конвои, идущие на острова Сескор, Лавенсари, Гогланд. Надо учесть, что в то время радиолокационных прицелов не было. Закрытие целей дымзавесой делало стрельбу бесполезной. В задачу 10-го ДСКД и входило, следуя между финским берегом и конвоями, увидев вспышки выстрелов, ставить дымзавесу - эта непроницаемая стена по всей длине конвоев не давала возможности вести прицельный огонь, и противник стрельбу прекращал. Катерники так наловчились, что противник, как правило, даже не успевал увидеть места падения снарядов своего первого залпа. Хуже дело обстояло, когда был сильный ветер с севера, дым быстро относило к нашему берегу, и цели открывались. В этих случаях катерам приходилось следовать как можно ближе к батареям. Тогда огонь противника переносился на катера, били шрапнельными снарядами, и дивизион нес потери. Ну а когда было невмоготу, то по сигналу "Все вдруг на 90° влево" временно уходили в собственную завесу, сбивали прицельный огонь и опять выходили на свои места. И так каждую ночь. Часть катеров, от трех до десяти единиц в зависимости от длины и важности конвоя, идущего на острова, выходила на его прикрытие. Другая часть - на прикрытие кораблей-транспортов, следующих из Кронштадта в Ленинград, с Лисьего Носа в Ораниенбаум. Немцы были в Петергофе, Урицке, на заводе пишущих машин, а линия фронта проходила у Красненького кладбища, это рядом с заводом Кировский и моим домом. К утру все катера возвращались в Кронштадт в Итальянский пруд - в глубине Купеческой гавани. Там на берегу стояла избушка, это был и штаб дивизиона, и камбуз, и склад бочек сульфонки, дымшашек, бензина. Как только возвращались, сразу же отправляли раненых в госпиталь, мыли катера, заправляли аппаратуру сульфонной кислотой, пополняли боезапас, принимали дымовые шашки до полного комплекта, заправлялись бензином, а потом обедали и ложились спать. Жили мы на катерах до глубокой осени, когда уже начинали примерзать одеяла к бортам. И все это почти под балконом кабинета комфлотом, а когда штаб флота перешел в Ленинград на Песчаную улицу в здание Электротехнического института, то на комфлотовский балкон выходил начальник штаба Кронштадтского оборонительного района контр-адмирал Касатонов Владимир Афанасьевич, с которым кроме служебных у меня были и личные дружеские отношения. Это был замечательный человек. Штаб, или, вернее, управление 10-го ДСКД, был укомплектован отличными офицерами -Буровников, Филиппов, Селитринников, Раскин, химик Жуков, доктор Пирогов, связист МО Карев и умный, воспитанный Иван Егорович Евстафьев (он был заместителем по политчасти командира дивизиона). Он был единственным политработником, которого я глубоко уважал до последнего дня его жизни. Как-то перед сном я у него спросил:

Иван Егорович, ну как это немцы не поймут, что их расовая теория - глупость? Признавать за людей только арийцев, а евреев, армян, грузин, арабов сжигать в печах?

Иван Егорович отвечает:

Николай, ты пойми, что для немцев фашизм и Гитлер - то же, что для нас коммунизм и Сталин.

Предельно простой и предельно ясный ответ на поставленный вопрос. Умер Иван Егорович в Риге от рака желудка, там и похоронен. Вечная ему память. Семья его - жена Валентина и две дочери - до сего времени живут в Риге. С распадом СССР связь с ними я потерял.

Командирами катеров были старшины, в большинстве призванные по мобилизации. Опытные моряки, преданные Родине и своему народу, - Бережной, Павлов, Михайловский, Письменный, Король. Да разве всех перечислишь, их через дивизион прошло около сорока офицеров. Все они были бесстрашными и своей храбростью являли пример для всего личного состава. Помню, катера прикрывали эскадренные миноносцы, следовавшие из Кронштадта в Ленинград. Немцы по ним открыли ураганный огонь из Старого Петергофа, Мартышкино, Урицкого, завода пишущих машин. Катера поставили дымовую завесу, головным шел катер с командиром отряда лейтенантом В. Акоповым. В катер попал шестидюймовый снаряд, и его разнесло на куски. В дымзавесе образовалось окно. Его закрыл идущий в кильватер катер под командованием Ивана Беневаленского. Миноносцы уже вошли в огражденную часть Ленинградского канала, катера начали отходить, сбросив на воду дымовые шашки. Рядом с катером Беневаленского разорвался снаряд, катер получил много пробоин в корпусе, рулевой, сигнальщик, химик, пулеметчик были убиты. Только моторист остался цел, а командир был ранен в ноги и грудь. Беневаленский, тяжело раненный, дополз до кормы, включил дымаппаратуру, потом кое-как залез на мостик, взял в руки штурвал и лежа привел катер в Кронштадт, где мы и узнали о происшедшем.

Хорошо помню еще один бой, он произошел уже в 1944 году, когда войска Карельского фронта освобождали г. Выборг. Мне приказали взять в бухте Ололахт армейский батальон и на катерах, и тендерах высадить его на острова в Выборгском заливе. При планировании операции вице-адмирал Ралль решил, что начинать с острова Бьёркё нельзя: там были большой гарнизон и 180-мм батарея. Надо было прорваться вовнутрь залива между Бьёркё и поселком Койвисто, который был уже нашим, высадить десант на остров Пейсари, захватить остров, а потом, переправившись через небольшой проливчик с тыла, взять и Бьёркё. Темной ночью погрузили десант и в охранении трех шхерных мониторов и трех торпедных катеров в готовности к постановке дымзавесы, если нас обнаружат с острова Бьёркё, благополучно прошли пролив Бьёркё-Зунд, Койвисто и высадили десант на острове Пейсари. Утром из глубины Выборгского залива появились четыре большие немецкие десантные баржи (БДБ), каждая была вооружена четырьмя 4-ствольными 37-мм артустановками, и стали "поливать" нас снарядами, как водой из шлангов. Катера начали отходить к поселку Койвисто, возвратиться в бухту Ололахт мы не могли, так как в проливе появилась финская канлодка "Карьяла". Катер под командованием Николая Лебедева подошел к БДБ. Николай Лебедев был тяжело ранен. Мичман Селезнев направил катер к нашему берегу, а когда катер сел на мель, взял Н. Лебедева на руки, спрыгнул в воду и понес его на берег. Но ему в спину попал снаряд, и он, и командир погибли. Подошли наши сторожевые корабли дивизиона "Дурной Погоды" - "Буря", "Шторм", "Циклон", "Смерч". После короткого боя БДБ и канлодка ушли. Кораблями в район Койвисто был переброшен полк морской пехоты, взяты острова Бьёркё, Мелансари, Тютенсиаре и все остальные в Выборгском заливе. 10-й дивизион похоронил Николая Лебедева и всех погибших на берегу у деревни Путус. После войны местные власти городов Приморск (бывший Койвисто) и Советский (бывший Тронзунд) произвели перезахоронение со всех отдельных могил. На площади Приморска поставили памятник.

Каждый год 22 июня нас, оставшихся в живых, мэры этих городов приглашают почтить память погибших. Но с каждым годом ветеранов становится все меньше и меньше, да и поездки теперь многим не по карману. Чтобы закончить рассказ о 10-м дивизионе, следует сказать, что зимой во время ледостава, когда катера не могли ходить, из команд катеров мы формировали экипажи завесчиков на предоставленные нам аэросани, по бортам которых устраивали металлические пеналы на четыре МДШ, а трубы от пеналов подводили к пропеллеру. Командирами аэросаней были командиры катеров, штурманами - рулевые, пулеметчиками -пулеметчики, а химики ведали дымом. Вот на таких аэросанях-дымзавесчиках мы прикрывали переброску 2-й ударной армии генерал-лейтенанта И.И. Федюнинского с Лисьего Носа в Ораниенбаум для снятия блокады Ленинграда. После взятия островов в Выборгском заливе дивизион был награжден орденом Красного Знамени и стал именоваться "10-й Краснознаменный дивизион сторожевых катеров-дымзавесчиков - КДСКД", а командир дивизиона был награжден орденом Нахимова. С большим уважением и гордостью вспоминаю этот дивизион и своих боевых товарищей. Некоторые пишут мне письма до сих пор.

4-я БРИГАДА ТРАЛЕНИЯ КБФ

Ранней весной 1945 года меня вызвал командующий флотом адмирал В.Ф. Трибуц и объявил, что Военный совет, рассматривая кадровые вопросы, решил, что я достаточно прослужил в 10-м Краснознаменном дивизионе сторожевых катеров. Комфлотом подошел ко мне, постучал пальцем по ордену Нахимова и сказал:

Ну а как ты воевал - вот это оценка! Мы решили назначить тебя начальником штаба бригады траления КМОР (Кронштадтский морской оборонительный район).

Командир бригады - адмирал Белов Михаил Федорович уже в летах, а ты - молодой и спрос у меня будет прежде всего с тебя.

На этом разговор закончился. В скором времени пришел и приказ о моем назначении.

Явился я в Ораниенбаум, представился командиру бригады. Михаил Федорович Белов критически посмотрел на меня и сказал:

Молодой, но мне говорили - бойкий. Ну, берись за дело, бригада большая, а мин в Финском заливе наставили немцы и мы сотни тысяч.

Михаил Федорович по характеру был добрейшим человеком, очень пунктуальным в работе. Присмотревшись ко мне, он полностью и во всем стал мне доверять и поддерживать. Сначала, конечно, было тяжело - дело для меня новое, а кораблей и людей много. Но я был молод и старался оправдать доверие Михаила Федоровича.

Мы понимали, что судоходство, по сути, было парализовано, но личный состав кораблей не считался с трудностями и опасностями боевого траления. Тралили днем и ночью, чтобы как можно быстрее пробить безопасные для плавания фарватеры. Это было очень важно для экономики страны, нормальной работы торгового судоходства и портов.

9 мая 1945 года - День Победы, а для личного состава тральных соединений и кораблей-тральщиков война закончилась только где-то к 1950-1953 годам. Весной и летом 1945 года наша бригада вытраливала до одной тысячи мин в сутки. Конечно, мы несли потери, подрывались и тральщики. Командование Кронштадтского района, вице-адмирал Юрий Федорович Ралль внимательно следили за деятельностью бригады, а начальник штаба района контр-адмирал Владимир Афанасьевич Касатонов (его сын Игорь - ныне адмирал, 1-й заместитель Главнокомандующего ВМФ) бывал часто в бригаде и своими советами и требовательностью, конечно, помогал и в планировании, и в обеспечении материальными потребностями.

С якорными минами мы справлялись успешно. Справились и с защитниками минных полей - это мины, выставляемые немцами на малом заглублении от поверхности моря. Вместо минрепа (троса) они применяли цепи (которые обычными резаками трала не подрубались), чтобы мина не всплыла на поверхность, где ее можно уничтожить, обычно расстреливая из пушек. Нашли выход: к резакам трала начали прикреплять тротиловые пакеты, которые перебивали цепи. Это выполняли мелкосидящие катерные тральщики, а за ними шли большие корабли-тральщики с тралами большой ширины захвата и вытраливали мины, поставленные против больших судов.

Но мы столкнулись и с немецким новшеством - электромагнитными минами, которые массово применялись на глубинах от 10 до 40 метров, в том числе в портах и гаванях уже при отсутствии фашистских войск. Мины "RMH" представляли собой деревянный ящик на колесиках размером с кубический метр, начиненный взрывчатым веществом ТГА (тротил-гексоген-алюминий). Мощность взрыва у этого вещества в 1,6 раза больше, чем у тротила. Внутри мины находился сложнейший механизм с прибором срочности приведения мины в боевое положение (от немедленного до месяца) и прибором кратности (от 1 до 16), реагирующим на определенный по счету проход над миной или вблизи ее корабля, судна. Начальная чувствительность мины составляла 4 миллиэрстеда (0,31 а/м). Со временем чувствительность грубела, а если учесть, что судно (корабль) создает поле в несколько сот миллиэрстед, эти мины могли быть опасными несколько лет, в чем я убедился позднее.

Никаких тралов против таких мин мы не имели. Корабли и суда подрывались на фарватерах, тщательно протраленных от якорных контактных мин. Единственное, что нами было придумано, - это малым деревянным тральщиком на буксире 500 метров длины таскать большую металлическую баржу, нагруженную рельсами, металлоломом для создания большого магнитного поля. Мины, как правило, рвались впереди или с боков этой баржы, а тральщик оставался целым. Но, конечно, были и потери. А когда эти потери стали частыми, начали таскать эти баржи лагом (тральщик пришвартовывался вплотную к борту баржи). Были случаи, когда мины рвались и очень близко, гибли и тральщик, и баржа. Чтобы считать полосу протраленной, по ней нужно было пройти 16 раз.

Вся наука была "поставлена на ноги", а вернее, "на голову": академики А.П. Александров - на Балтике, И.В. Курчатов - на Черном море. Но для ожидания результатов не было времени. Балтика была нужна народному хозяйству. Ради справедливости следует сказать, что академики создали специальные устройства, которые производили замер магнитного поля выходящих из гавани кораблей и на специальных станциях производили уменьшение магнитного поля корабля, а затем монтировали кабельную обмотку на корабле по всему периметру корпуса, но и это не решало проблемы. Крейсер "Киров", имевший у себя такое кабельное размагничивающее устройство, подорвался на мине "RMH" - оторвало нос корабля.

Народному комиссару Военно-морского Флота И.Г. Кузнецову стало известно, что наши союзники, англичане, имеют эффективный специальный трал против электромагнитных мин. И он своим решением обменял торпеду РАТ-52 (принятую на вооружение в 1939 г.) на этот трал, за что впоследствии поплатился судом чести. Итак, трал мы получили. Он представлял собой два кабеля - один короче, другой длиннее, на концах кабелей - по пять медных лучей, таким образом, в соленой воде между электродами (длинного и короткого кабеля) создавалось сильное электромагнитное поле. На корабле специальный прибор измерял подаваемый в кабели электроток, изменяя его полярность - плюс-минус. Вследствие малой ширины протраленной полосы траление выгодно было производить двум кораблям с оснащенными тралами "ЛАП" (название английских тралов), идущими фронтом. Получив эти тралы и установив их на двух тральщиках (в прошлом морских буксирах), мы вышли на испытание на фарватер на Красногорском рейде вблизи Кронштадта. Я на этих испытаниях присутствовал вместе с академиком А.П. Александровым. Построились корабли во фронт, дали команду "Включить ток", и сразу 11 мин взорвались впереди нас, по бокам и даже несколько за кормой. Это было ошеломляющее зрелище. Мы выключили тралы, смотали на вьюшки, вернулись в Ораниенбаум. Разобрались с результатами, определили порядок использования таких тралов. Таким образом, большая государственная задача начала решаться быстрее. Дело в том, что эти тралы и впоследствии тралы, которыми были вооружены полученные нашей бригадой по "ленд-лизу" шесть американских тральщиков "УМС", и наши отечественные тралы, созданные по этому принципу, но более совершенные, не требовали 16-кратного прохождения по одному и тому же месту. Все решалось за один проход. Для гарантии иногда делали два прохода. И еще о минах "RMH". Как известно, в 1955 году в Севастопольской бухте погиб линейный корабль "Новороссийск" (бывший итальянский "Джулио Чезаре"). Причина гибели до настоящего времени не выяснена, существует много версий. Я убежден в том, что линкор подорвался на мине "RMH". Мои убеждения основываются на дополнительных данных, полученных мною, когда я стал командиром бригады.

БРИГАДА КОРАБЛЕЙ ОХРАНЫ ВОДНОГО РАЙОНА РИЖСКОЙ БАЗЫ

Я был назначен командиром этой бригады весной 1949 года. В ее составе было несколько дивизионов тральщиков, сторожевых, противолодочных кораблей и катеров. Базировалась бригада в устье Западной Двины, это в 15 км от города Риги, в поселке Болдерая. Несли дозорную службу, тралили мины в Рижском заливе, осуществляли контроль над судоходством. Во время морского парада в День Военно-Морского Флота на реке Даугава, непосредственно в центре города, я получил доклад, что землечерпальный снаряд, производивший дноуглубление в торговом порту Мильгравис, в 5 км от города ниже по реке зачерпнул какой-то большой предмет, похожий на мину. Команда землечерпалки вплавь ушла на берег. Закончив обход кораблей, участвовавших в параде, я в парадном мундире, при орденах и кортике, в лаковых ботинках, белых перчатках с согласия Председателя Совмина Латвии Вилиса Лациса и Председателя Верховного Совета Латвии Кирхенштейна, секретаря Верховного Совета СССР Горкина, присутствовавших на парадном катере, пересел на запасной катер и убыл в Мильгравис. Подойдя к землечерпалке, мы обнаружили в одном из ковшей висящую, немного поврежденную мину "RMH". Вызвали матросов из бригады, в том числе механиков, умеющих обращаться с подъемными кранами. На брезенте, как младенца, мину осторожно опустили на катер, вывезли в Рижский залив, вытащили на берег и взорвали. Взрыв был настолько сильным, что в соседних поселках Усть-Двинске, Болдерая в домах вылетели стекла. Мне предъявили колоссальный счет, но руководство Латвии, с которым у меня были очень хорошие дружественные отношения, взяло меня под защиту и оплатило все расходы по причиненным повреждениям. Вилис Лацис даже подарил мне свое собрание сочинений с автографом. Это происшествие поставило перед нами новую задачу - проверить все русло реки от города до выхода в залив. Тралить нельзя - это черта города, порта, поселков. Взрывы на месте могли причинить большие повреждения. Решили осматривать и производить поиск мин на дне водолазами (это километров 15 от железнодорожного моста в центре города до выхода в Рижский залив). Сформировали группы катеров с водолазами и начали работу. Не безуспешно. Всего нами было найдено, извлечено и уничтожено в безопасных районах около 100 мин. В обезвреживании этих мин довелось участвовать и мне. Нами было установлено наличие в механизме гидростата, на который на глубине 10 метров "надевали" вторичный детонатор взрывателя. При глубине меньшей, чем 10 метров, гидростат не срабатывал (мало давление), и хотя прибор срочности и кратности и запал срабатывали, взрыва мины не происходило. Такие мины никакими тралами не обезвреживались. Кроме того, в сложном механизме приборов срочности и кратности много пайки и в некоторых из них часовые механизмы засорялись. На Даугаве были случаи, когда водолаз острапливал мину для подъема, шевелил ее, выскакивал на поверхность и жестами показывал: "Скорее поднимайте, начала тикать!". Это значит - заработали часы. Такие мины вне всякой очереди быстро поднимали, на полном ходу буксировались к месту взрыва. Было несколько случаев, когда не успевали дойти и она взрывалась в пути. Но, слава Богу, гибели людей не было. А теперь обратимся к Севастополю. Немцы, отступая, беспорядочно разбрасывали мины "RMH" в гаванях, в том числе и в Севастопольской бухте. Мое убеждение, что линкор "Новороссийск" подорвался на мине "RMH", основано на предположении о том, что когда он вернулся с моря и встал на якорь, то или корпусом, или якорной цепью пошевелил мину, часы заработали, и через некоторое время произошел взрыв. Полученная линкором пробоина аналогична пробоинам от "RMH". А перевернулся корабль потому, что, коснувшись грунта носом, он потерял остойчивость. Если бы в гавани глубина была больше, он плавал бы как поплавок. Похожий случай имел место с большим танкером № 5 в Финском заливе еще в 1941 году.

Вспоминая о своей службе в бригаде ОВРа Рижской базы, я хотел бы рассказать о моей встрече в Риге с Николаем Герасимовичем Кузнецовым, когда он, снятый с должности народного комиссара Военно-морского Флота, разжалованный до контр-адмирала, в 1948 году отдыхал в санатории на Рижском взморье в местечке Майори.

Как-то он позвонил мне по телефону из санатория: "Николай Николаевич, не могли бы вы мне прислать в Майори какой-либо небольшой катерок с рулевым-мотористом, который хорошо знает реку Лиелупу (идет вдоль Рижского побережья), мне хочется пройти по Лиелупе, войти в реку Даугава, дойти по ней до Риги, посмотреть бухту, торговый порт в Мильгравесе и возвратиться обратно".

Я ему ответил, что катер будет, и я сам приду в Майори на нем, возьму его и покажу все, что он пожелает. Николай Герасимович начал возражать, дав понять, что ему не хочется отрывать меня от дел и отдыха (было воскресенье).

Я объяснил ему, что считаю за честь еще раз встретиться и поговорить с ним, другого случая может и не быть. А что касается катера, я сам буду на нем, управлять умею, реки знаю, мы будем только вдвоем - он и я. После некоторого смущения Н.Г. Кузнецов согласился со мной и попросил меня быть в штатском платье.

Побывали мы с ним во всех интересующих его местах. Я выступал в роли экскурсовода - район мне был хорошо знаком. Много беседовали о житейских делах и, конечно, о флоте, его нынешнем состоянии и будущем развитии.

После трехчасового плавания возвращались обратно по реке Лиелупе. Николай Герасимович сказал, что у него возникла идея не идти до Майори, и попросил высадить его в поселке Дзинтари, из которого он захотел проехать до Майори на электричке (это одна остановка). Подошли к пирсу, затем пошли на железнодорожную станцию Дзинтари. По расписанию до подхода электрички оставалось минут 15.

Николай Герасимович сказал, что ему очень хочется пить. Погода была жаркая. Я предложил ему зайти в станционное кафе, времени у нас было достаточно. Он согласился. Когда мы вошли в это кафе-буфет, обнаружили, что все столики заняты офицерами флота (только что окончилась репетиция парада в честь Дня Военно-Морского Флота). Мы остановились в нерешительности у входа. После некоторого замешательства офицеры все как один встали в положение "смирно", устремив взгляд на Николая Герасимовича (напомню, он был в штатском костюме). Тот смутился, поблагодарил офицеров и предложил мне пройти на платформу.

Мы вышли из кафе, он встал на бугорок, устремил свой взгляд в море. Так мы и простояли молча до подхода поезда. Попрощались, и он уехал в Майори.

Этот эпизод я описал для того, чтобы показать, каким большим авторитетом пользовался на флотах выдающийся флотоводец, большой государственный деятель Николай Герасимович Кузнецов, справедливый, заботливый, тактичный человек, умеющий внимательно выслушать всех, от матроса до адмирала, а после спокойно, не торопясь, но четко высказать свое суждение.

С января 1952 года я стал начальником штаба 64-й дивизии кораблей охраны водного района, а через год - командиром дивизии. Командовал флотом Арсений Григорьевич Головко. Находились мы в Балтийске (бывшая база подводных лодок немцев в Пилау) - это 50 км от Калининграда (г. Кенигсберг). Задачи дивизии прежние - в первую очередь траление мин, дозорная служба, боевая подготовка личного состава и обустройство территории и сооружений дивизии. Построили казарму, открытый кинотеатр, наблюдательно-сигнальные посты. На ранее разрушенной башне на берегу входного канала оборудовали пункт наблюдения и регулировки движения кораблей и транспортов, следующих по каналу Балтийск-Калининград. И, конечно, восстановление разрушенного войной города.

свою последующую службу не видел такого энтузиазма у команды. К моменту смотра корабля он действительно блестел, как новенький пятак. Порядок на корабле и настроение команды поразили комбрига. Он сказал: «Корабль с таким экипажем будет плавать!» Во взаимоотношениях с офицерами корабля и впоследствии с офицерами штабов бригады и эскадры, он был мягко требователен и вежлив. Никто из офицеров не воспринимал это как его слабость, а отмечал это как сильную сторону его характера. В службе Виталий Иванович руководствовался принципом не задерживать продвижение офицеров по службе, независимо от их ценности как специалистов, и всегда отслеживал прохождение службы своих подчиненных. Он всегда повторял, что незаменимых людей нет. В тактические ситуации вникал легко и быстро и был прекрасным и очень предусмотрительным судоводителем. За ошибки не клял подчиненных, а настойчиво и показательно учил и объяснял. Несогласных, которых, как правило, встречалось очень немного, не преследовал. Но постепенно и они становились его единомышленниками в службе. Его удивительной чертой было сделать подчиненных своими единомышленниками и дать почувствовать каждому из них свое место и значимость в общем деле. Это ему всегда удавалось. Его жизненный девиз был: «Хочешь жить до девяноста, ты смотри на вещи просто, и тогда конфликт любой разрешится сам собой». Несмотря на то, что его отец занимал высокую должность в политаппарате Вооруженных сил и имел личные заслуги перед государством и огромные связи, Виталий Иванович продвигался по службе независимо от этого и прошел все служебные инстанции в полный рост. Став начальником штаба 170 бригады в начале 1964 года, следующее продвижение на должность комбрига он получил только спустя 8 лет, а в должности командира эскадры он побил все рекорды, занимая эту должность в течение 7 лет. Нелегко было командовать таким соединением и выдерживать сильные и физические и психологические нагрузки. Работая в Главном Штабе, он не изменил своим жизненным принципам во взаимоотношениях с людьми.

1943–1953 год учащийся средней школы.

1953–1957 год – курсант Североморского Высшего военно-морского училища

1957–1962 год – командир торпедной группы БЧ-3, командир БЧ-3 ЭМ «Спокойный», Северный флот.

1962–1964 год – помощник командира ЭМ «Спокойный».

1965–1966 год – командир ПЛК-5 (пр. 159)

1966–1967 год – слушатель командирских курсов ВСООЛК ВМФ.

1967–1968 год – командир СКР^7.

1968–1971 год – командир БПК «Севастополь».

1971–1973 год – слушатель ВМОЛУА им. Гречко.

1973–1975 год – начальник штаба 10 бригады противолодочных кораблей.

1975–1979 год – командир 10-й бригады противолодочных кораблей.

1979–1982 год – командир 2-й дивизии кораблей ПЛО.

1982–1985 год – командир 7 ОПЭСК.

1985–1989 год – начальник штаба ДКБФ.

1987 – слушатель ВАК при Академии Генштаба.

1989–1990 год – советник командующего НВМФ ГДР.

С 1991 – в отставке.

Награды:

Два ордена Красной Звезды, орден «За службу Родине в ВС СССР» 3-й степени, Орден «Во славу Российского флота» 2-й степени, 16 медалей, 2 иностранных ордена.

Все, кто служил или тесно общался с Вадимом Александровичем, сходятся в оценках его личности и отзываются о нем только положительно. Как и все, кто стремился достичь больших командных высот, он обладал великолепной памятью и хорошим здоровьем. Он безусловно был талантливым человеком и обладал государственным складом ума, умея отсеивать несущественное и сосредотачиваться на главной цели. В работе был очень собран и быстро принимал решения по текущим делам, освобожадаясь от непрерывных рутинных вопросов. В общении с подчиненными был мягок, но требователен и никогда не унижал их личное достоинство. Он никогда не требовал от подчиненных выполнения задач любой ценой, чтобы не изматывать штаб и экипажи кораблей, тем самым отводя возможные аварии и чрезвычайные происшествия. Попадая в сложные ситуации в море и в повседневной службе, Колмагоров сохранял завидное спокойствие и ясный разум, принимая взвешенные решения. Проницательный ум и находчивость позволяли ему принимать быстрые и правильные решения. Обладая великолепными качествами судоводителя, у него не было ни единого случая аварийных предпосылок при управлении кораблем за время командования тремя кораблями. По отзывам штабных офицеров 10 бригады, 2 дивизии ПЛК и 7 ОПЭСК, он быстро вникал в любую тактическую ситуацию и прекрасно ориентировался в тактической обстановке, принимая взвешенные и правильные решения. Вадим Александрович обладал большим терпением, был незлопамятен и никогда не преследовал несогласных и инакомыслящих. Вступив в должность командира 2-й дивизии, в первый же день он запретил офицерам штаба появляться на кораблях после 19 часов: «Идите по домам и воспитывайте детей и будьте готовы трудиться завтра». В руководимых им штабах всегда была деловая и творческая атмосфера. Служить с ним было легко и интересно. Надо отметить еще одну сильную черту его характера. Он никогда не навязывал своего командирского мнения, давая подчиненным проявлять инициативу, и умело заражал их своими идеями. Все офицеры руководимых им штабов становились его единомышленниками. В повседневной жизни и общении был прост, интеллигентен, тактичен и предельно вежлив. Все, кто служил или тесно общался с ним, вспоминают время, проведенное вместе, как лучшие времена своей службы. Вадим Александрович трудился до последних дней отпущенной ему жизни, возглавляя подразделение по разминированию территорий Калининградской области, которое за 2011 год обезвредило более двадцати тысяч единиц боеприпасов военного времени. Он был незаурядным и талантливым человеком с ясным видением происходящих процессов и обладал высокой работоспособностью. Вадим Александрович любил профессию военного моряка, прекрасно разбирался в людях, любил и ценил жизнь и стремился сделать ее лучше и светлее. Очень жаль, что жизнь уводит от нас таких людей слишком рано.

Родился 17 марта 1949 года на Украине в селе Водяно Синельниковского района Днепропетровской области.

Образование:

1966 по 1971 год – курсант ЧВВМУ им. Нахимова.

1980 год – курсы командиров ВСООЛК ВМФ.

1986 по 1988 – Военно-морская академия им. А. А. Гречко, командный факультет с отличием и золотой медалью.

1998 год – Высшие академические курсы при ВАГШ по специальности «командно-штабная, оперативно-стратегическая».

Воинские звания:

лейтенант – июнь 1971 г.

старший лейтенант – июль 1973 г.

капитан-лейтенант – июль 1976 г.

капитан 3 ранга – июль 1979 г.

капитан 2 ранга – июль 1983 г.

капитан 1 ранга – сентябрь 1988 г.

контр-адмирал – июль 1992 г.

вице-адмирал – декабрь 1996 г.

Прохождение службы:

1971–1974 – командир группы управления БЧ-2 на БПК «Бойкий».

1974–1976 – командир БЧ-2 БПК «Бойкий».

1976–1977 – старший помощник командира БПК «Зоркий».

1977–1979 – старший помощник командира БПК «Жгучий».

1979–1980 – слушатель командирскоих курсов ВСООЛК ВМФ

1980–1983 – командир БПК «Гремящий».

1983–1984 – командир БПК «Адмирал Нахимов».

1984–1986 – слушатель ВМА им. Гречко.

1986–1989 – начальник штаба – заместитель командира 170 бригады противолодочных кораблей.

1989–1991 – командир 170 бригады противолодочных кораблей. 1991–1993 – командир 44 дивизии противолодочных кораблей. 1994 – начальник штаба – заместитель командира Беломорской военно-морской базы.

1994–1998 – командир 7 оперативной эскадры СФ.

10-К ДЙЧЙЪЙПО УФПТПЦЕЧЩИ ЛБФЕТПЧ

нЕОС ОБЪОБЮЙМЙ ЛПНБОДЙТПН ДЙЧЙЪЙПОБ ЛБФЕТПЧ-ФТБМШЭЙЛПЧ, ЛПФПТЩЕ РЕТЕПВПТХДПЧБМЙ Ч ЛБФЕТБ-ДЩНЪБЧЕУЮЙЛЙ. уОСМЙ ФТБМШОЩЕ МЕВЕДЛЙ Й РПУФБЧЙМЙ ОБ ЛПТНЕ РП ДЧЕ ДЩНБРРБТБФХТЩ «дб-7», ТБВПФБАЭЙЕ ОБ УНЕУЙ УХМШЖПООПК ЛЙУМПФЩ Й ЧПДЩ. оБ ОПУХ РПНЕУФЙМЙ РХМЕНЕФ дыл (ЛТХРОПЛБМЙВЕТОЩК). вЩМЙ Ч ДЙЧЙЪЙПОЕ Й ЛБФЕТБ ЧПДПЙЪНЕЭЕОЙЕН Ч ДЧБ ТБЪБ ВПМШЫЕ, НЕФБММЙЮЕУЛЙЕ У 25-НН РХЫЛБНЙ ОБ ОПУХ, ВЩМЙ Й УБНПИПДОЩЕ У НПФПТБНЙ «ъйу», ФЕОДЕТЩ ДМС РПДЧПЪБ ВПЮЕЛ У УХМШЖПООПК ЛЙУМПФПК ДМС ЪБРТБЧЛЙ ЛБФЕТОПК БРРБТБФХТЩ. лБЦДЩК ЛБФЕТ, ЛТПНЕ ДЩНБРРБТБФХТЩ, ЙНЕМ ЕЭЕ РП 20 ЫБЫЕЛ «нды» (НПТУЛБС ДЩНПЧБС ЫБЫЛБ). чУЕЗП Ч ДЙЧЙЪЙПОЕ ВЩМП ПЛПМП 30 ЕДЙОЙГ. «пЛПМП» РПФПНХ, ЮФП ЗЙВМЙ ЛБФЕТБ РТЙ ЧЩРПМОЕОЙЙ ЪБДБОЙК, П ЮЕН УЛБЦХ ОЙЦЕ.

ч ЛБЮЕУФЧЕ ЖМБЗНБОУЛПЗП ЛБФЕТБ ЛПНЖМПФПН ч. ж. фТЙВХГ ПФДБМ НОЕ УЧПК ДАТБМЕЧЩК, ИПТПЫП ПВПТХДПЧБООЩК, ВЩУФТПИПДОЩК, УП УЛПТПУФША 30 ХЪМПЧ, У ЮЕФЩТШНС БЧЙБГЙПООЩНЙ НПФПТБНЙ «збн-34ж». дЙЧЙЪЙПО РПМХЮЙМ ОБЙНЕОПЧБОЙЕ «10-К ДЙЧЙЪЙПО УФПТПЦЕЧЩИ ЛБФЕТПЧ-ДЩНЪБЧЕУЮЙЛПЧ» вБМФЙКУЛПЗП ЖМПФБ (10-К дулд). оЕПВИПДЙНПУФШ ФБЛПЗП УПЕДЙОЕОЙС ВЩМБ Ч ФПН, ЮФП ОБЫЙ ЛПТБВМЙ, ЛПОЧПЙ, РПДЧПДОЩЕ МПДЛЙ, УМЕДХАЭЙЕ ДП мБЧЕОУБТЙ Ч ОБДЧПДОПН РПМПЦЕОЙЙ ЙЪ-ЪБ НБМЩИ ЗМХВЙО, РТЙ ЧЩИПДЕ ЙЪ лТПОЫФБДФБ УТБЪХ ЪБ НБСЛПН фПМВХИЙО РПРБДБМЙ РПД ПЗПОШ ВЕТЕЗПЧЩИ ВБФБТЕК У жЙОУЛПЗП ВЕТЕЗБ — ПТХДЙК 180, 203, 305 Й ДБЦЕ ПДОПК 14-ДАКНПЧПК (340 НН). оБДП ВЩМП ЪБЭЙЭБФШ ОБЫЙ ЛПТБВМЙ-ЛПОЧПЙ, ЙДХЭЙЕ ОБ ПУФТПЧБ уЕУЛПТ, мБЧЕОУБТЙ, зПЗМБОД. оБДП ХЮЕУФШ, ЮФП Ч ФП ЧТЕНС ТБДЙПМПЛБГЙПООЩИ РТЙГЕМПЧ ОЕ ВЩМП. ъБЛТЩФЙЕ ГЕМЕК ДЩНЪБЧЕУПК ДЕМБМП УФТЕМШВХ ВЕУРПМЕЪОПК. ч ЪБДБЮХ 10-ЗП дулд Й ЧИПДЙМП, УМЕДХС НЕЦДХ ЖЙОУЛЙН ВЕТЕЗПН Й ЛПОЧПСНЙ, ХЧЙДЕЧ ЧУРЩЫЛЙ ЧЩУФТЕМПЧ, УФБЧЙФШ ДЩНЪБЧЕУХ — ЬФБ ОЕРТПОЙГБЕНБС УФЕОБ РП ЧУЕК ДМЙОЕ ЛПОЧПЕЧ ОЕ ДБЧБМБ ЧПЪНПЦОПУФЙ ЧЕУФЙ РТЙГЕМШОЩК ПЗПОШ, Й РТПФЙЧОЙЛ УФТЕМШВХ РТЕЛТБЭБМ. лБФЕТОЙЛЙ ФБЛ ОБМПЧЮЙМЙУШ, ЮФП РТПФЙЧОЙЛ, ЛБЛ РТБЧЙМП, ДБЦЕ ОЕ ХУРЕЧБМ ХЧЙДЕФШ НЕУФБ РБДЕОЙС УОБТСДПЧ УЧПЕЗП РЕТЧПЗП ЪБМРБ. иХЦЕ ДЕМП ПВУФПСМП, ЛПЗДБ ВЩМ УЙМШОЩК ЧЕФЕТ У УЕЧЕТБ, ДЩН ВЩУФТП ПФОПУЙМП Л ОБЫЕНХ ВЕТЕЗХ, Й ГЕМЙ ПФЛТЩЧБМЙУШ. ч ЬФЙИ УМХЮБСИ ЛБФЕТБН РТЙИПДЙМПУШ УМЕДПЧБФШ ЛБЛ НПЦОП ВМЙЦЕ Л ВБФБТЕСН. фПЗДБ ПЗПОШ РТПФЙЧОЙЛБ РЕТЕОПУЙМУС ОБ ЛБФЕТБ, ВЙМЙ ЫТБРОЕМШОЩНЙ УОБТСДБНЙ, Й ДЙЧЙЪЙПО ОЕУ РПФЕТЙ. оХ Б ЛПЗДБ ВЩМП ОЕЧНПЗПФХ, ФП РП УЙЗОБМХ «чУЕ ЧДТХЗ ОБ 90° ЧМЕЧП» ЧТЕНЕООП ХИПДЙМЙ Ч УПВУФЧЕООХА ЪБЧЕУХ, УВЙЧБМЙ РТЙГЕМШОЩК ПЗПОШ Й ПРСФШ ЧЩИПДЙМЙ ОБ УЧПЙ НЕУФБ. й ФБЛ ЛБЦДХА ОПЮШ. юБУФШ ЛБФЕТПЧ, ПФ ФТЕИ ДП ДЕУСФЙ ЕДЙОЙГ Ч ЪБЧЙУЙНПУФЙ ПФ ДМЙОЩ Й ЧБЦОПУФЙ ЛПОЧПС, ЙДХЭЕЗП ОБ ПУФТПЧБ, ЧЩИПДЙМБ ОБ ЕЗП РТЙЛТЩФЙЕ. дТХЗБС ЮБУФШ — ОБ РТЙЛТЩФЙЕ ЛПТБВМЕК-ФТБОУРПТФПЧ, УМЕДХАЭЙИ ЙЪ лТПОЫФБДФБ Ч мЕОЙОЗТБД, У мЙУШЕЗП оПУБ Ч пТБОЙЕОВБХН. оЕНГЩ ВЩМЙ Ч рЕФЕТЗПЖЕ, хТЙГЛЕ, ОБ ЪБЧПДЕ РЙЫХЭЙИ НБЫЙО, Б МЙОЙС ЖТПОФБ РТПИПДЙМБ Х лТБУОЕОШЛПЗП ЛМБДВЙЭБ, ЬФП ТСДПН У ЪБЧПДПН лЙТПЧУЛЙК Й НПЙН ДПНПН. л ХФТХ ЧУЕ ЛБФЕТБ ЧПЪЧТБЭБМЙУШ Ч лТПОЫФБДФ Ч йФБМШСОУЛЙК РТХД — Ч ЗМХВЙОЕ лХРЕЮЕУЛПК ЗБЧБОЙ. фБН ОБ ВЕТЕЗХ УФПСМБ ЙЪВХЫЛБ, ЬФП ВЩМ Й ЫФБВ ДЙЧЙЪЙПОБ, Й ЛБНВХЪ, Й УЛМБД ВПЮЕЛ УХМШЖПОЛЙ, ДЩНЫБЫЕЛ, ВЕОЪЙОБ. лБЛ ФПМШЛП ЧПЪЧТБЭБМЙУШ, УТБЪХ ЦЕ ПФРТБЧМСМЙ ТБОЕОЩИ Ч ЗПУРЙФБМШ, НЩМЙ ЛБФЕТБ, ЪБРТБЧМСМЙ БРРБТБФХТХ УХМШЖПООПК ЛЙУМПФПК, РПРПМОСМЙ ВПЕЪБРБУ, РТЙОЙНБМЙ ДЩНПЧЩЕ ЫБЫЛЙ ДП РПМОПЗП ЛПНРМЕЛФБ, ЪБРТБЧМСМЙУШ ВЕОЪЙОПН, Б РПФПН ПВЕДБМЙ Й МПЦЙМЙУШ УРБФШ. цЙМЙ НЩ ОБ ЛБФЕТБИ ДП ЗМХВПЛПК ПУЕОЙ, ЛПЗДБ ХЦЕ ОБЮЙОБМЙ РТЙНЕТЪБФШ ПДЕСМБ Л ВПТФБН. й ЧУЕ ЬФП РПЮФЙ РПД ВБМЛПОПН ЛБВЙОЕФБ ЛПНЖМПФПН, Б ЛПЗДБ ЫФБВ ЖМПФБ РЕТЕЫЕМ Ч мЕОЙОЗТБД ОБ рЕУЮБОХА ХМЙГХ Ч ЪДБОЙЕ ьМЕЛФТПФЕИОЙЮЕУЛПЗП ЙОУФЙФХФБ, ФП ОБ ЛПНЖМПФПЧУЛЙК ВБМЛПО ЧЩИПДЙМ ОБЮБМШОЙЛ ЫФБВБ лТПОЫФБДФУЛПЗП ПВПТПОЙФЕМШОПЗП ТБКПОБ ЛПОФТ-БДНЙТБМ лБУБФПОПЧ чМБДЙНЙТ бЖБОБУШЕЧЙЮ, У ЛПФПТЩН ЛТПНЕ УМХЦЕВОЩИ Х НЕОС ВЩМЙ Й МЙЮОЩЕ ДТХЦЕУЛЙЕ ПФОПЫЕОЙС. ьФП ВЩМ ЪБНЕЮБФЕМШОЩК ЮЕМПЧЕЛ. ыФБВ, ЙМЙ, ЧЕТОЕЕ, ХРТБЧМЕОЙЕ 10-ЗП дулд, ВЩМ ХЛПНРМЕЛФПЧБО ПФМЙЮОЩНЙ ПЖЙГЕТБНЙ — вХТПЧОЙЛПЧ, жЙМЙРРПЧ, уЕМЙФТЙООЙЛПЧ, тБУЛЙО, ИЙНЙЛ цХЛПЧ, ДПЛФПТ рЙТПЗПЧ, УЧСЪЙУФ нп лБТЕЧ Й ХНОЩК, ЧПУРЙФБООЩК йЧБО еЗПТПЧЙЮ еЧУФБЖШЕЧ (ПО ВЩМ ЪБНЕУФЙФЕМЕН РП РПМЙФЮБУФЙ ЛПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙПОБ). пО ВЩМ ЕДЙОУФЧЕООЩН РПМЙФТБВПФОЙЛПН, ЛПФПТПЗП С ЗМХВПЛП ХЧБЦБМ ДП РПУМЕДОЕЗП ДОС ЕЗП ЦЙЪОЙ. лБЛ-ФП РЕТЕД УОПН С Х ОЕЗП УРТПУЙМ:

— йЧБО еЗПТПЧЙЮ, ОХ ЛБЛ ЬФП ОЕНГЩ ОЕ РПКНХФ, ЮФП ЙИ ТБУПЧБС ФЕПТЙС — ЗМХРПУФШ? рТЙЪОБЧБФШ ЪБ МАДЕК ФПМШЛП БТЙКГЕЧ, Б ЕЧТЕЕЧ, БТНСО, ЗТХЪЙО, БТБВПЧ УЦЙЗБФШ Ч РЕЮБИ?

йЧБО еЗПТПЧЙЮ ПФЧЕЮБЕФ:

— оЙЛПМБК, ФЩ РПКНЙ, ЮФП ДМС ОЕНГЕЧ ЖБЫЙЪН Й зЙФМЕТ — ФП ЦЕ, ЮФП ДМС ОБУ ЛПННХОЙЪН Й уФБМЙО.

рТЕДЕМШОП РТПУФПК Й РТЕДЕМШОП СУОЩК ПФЧЕФ ОБ РПУФБЧМЕООЩК ЧПРТПУ. хНЕТ йЧБО еЗПТПЧЙЮ Ч тЙЗЕ ПФ ТБЛБ ЦЕМХДЛБ, ФБН Й РПИПТПОЕО. чЕЮОБС ЕНХ РБНСФШ. уЕНШС ЕЗП — ЦЕОБ чБМЕОФЙОБ Й ДЧЕ ДПЮЕТЙ — ДП УЕЗП ЧТЕНЕОЙ ЦЙЧХФ Ч тЙЗЕ. у ТБУРБДПН ууут УЧСЪШ У ОЙНЙ С РПФЕТСМ.

лПНБОДЙТБНЙ ЛБФЕТПЧ ВЩМЙ УФБТЫЙОЩ, Ч ВПМШЫЙОУФЧЕ РТЙЪЧБООЩЕ РП НПВЙМЙЪБГЙЙ. пРЩФОЩЕ НПТСЛЙ, РТЕДБООЩЕ тПДЙОЕ Й УЧПЕНХ ОБТПДХ, — вЕТЕЦОПК, рБЧМПЧ, нЙИБКМПЧУЛЙК, рЙУШНЕООЩК, лПТПМШ. дБ ТБЪЧЕ ЧУЕИ РЕТЕЮЙУМЙЫШ, ЙИ ЮЕТЕЪ ДЙЧЙЪЙПО РТПЫМП ПЛПМП УПТПЛБ ПЖЙГЕТПЧ. чУЕ ПОЙ ВЩМЙ ВЕУУФТБЫОЩНЙ Й УЧПЕК ИТБВТПУФША СЧМСМЙ РТЙНЕТ ДМС ЧУЕЗП МЙЮОПЗП УПУФБЧБ. рПНОА, ЛБФЕТБ РТЙЛТЩЧБМЙ ЬУЛБДТЕООЩЕ НЙОПОПУГЩ, УМЕДПЧБЧЫЙЕ ЙЪ лТПОЫФБДФБ Ч мЕОЙОЗТБД. оЕНГЩ РП ОЙН ПФЛТЩМЙ ХТБЗБООЩК ПЗПОШ ЙЪ уФБТПЗП рЕФЕТЗПЖБ, нБТФЩЫЛЙОП, хТЙГЛПЗП, ЪБЧПДБ РЙЫХЭЙИ НБЫЙО. лБФЕТБ РПУФБЧЙМЙ ДЩНПЧХА ЪБЧЕУХ, ЗПМПЧОЩН ЫЕМ ЛБФЕТ У ЛПНБОДЙТПН ПФТСДБ МЕКФЕОБОФПН ч. бЛПРПЧЩН. ч ЛБФЕТ РПРБМ ЫЕУФЙДАКНПЧЩК УОБТСД, Й ЕЗП ТБЪОЕУМП ОБ ЛХУЛЙ. ч ДЩНЪБЧЕУЕ ПВТБЪПЧБМПУШ ПЛОП. еЗП ЪБЛТЩМ ЙДХЭЙК Ч ЛЙМШЧБФЕТ ЛБФЕТ РПД ЛПНБОДПЧБОЙЕН йЧБОБ вЕОЕЧБМЕОУЛПЗП. нЙОПОПУГЩ ХЦЕ ЧПЫМЙ Ч ПЗТБЦДЕООХА ЮБУФШ мЕОЙОЗТБДУЛПЗП ЛБОБМБ, ЛБФЕТБ ОБЮБМЙ ПФИПДЙФШ, УВТПУЙЧ ОБ ЧПДХ ДЩНПЧЩЕ ЫБЫЛЙ. тСДПН У ЛБФЕТПН вЕОЕЧБМЕОУЛПЗП ТБЪПТЧБМУС УОБТСД, ЛБФЕТ РПМХЮЙМ НОПЗП РТПВПЙО Ч ЛПТРХУЕ, ТХМЕЧПК, УЙЗОБМШЭЙЛ, ИЙНЙЛ, РХМЕНЕФЮЙЛ ВЩМЙ ХВЙФЩ. фПМШЛП НПФПТЙУФ ПУФБМУС ГЕМ, Б ЛПНБОДЙТ ВЩМ ТБОЕО Ч ОПЗЙ Й ЗТХДШ. вЕОЕЧБМЕОУЛЙК, ФСЦЕМП ТБОЕООЩК, ДПРПМЪ ДП ЛПТНЩ, ЧЛМАЮЙМ ДЩНБРРБТБФХТХ, РПФПН ЛПЕ-ЛБЛ ЪБМЕЪ ОБ НПУФЙЛ, ЧЪСМ Ч ТХЛЙ ЫФХТЧБМ Й МЕЦБ РТЙЧЕМ ЛБФЕТ Ч лТПОЫФБДФ, ЗДЕ НЩ Й ХЪОБМЙ П РТПЙУЫЕДЫЕН.

иПТПЫП РПНОА ЕЭЕ ПДЙО ВПК, ПО РТПЙЪПЫЕМ ХЦЕ Ч 1944 ЗПДХ, ЛПЗДБ ЧПКУЛБ лБТЕМШУЛПЗП ЖТПОФБ ПУЧПВПЦДБМЙ З. чЩВПТЗ. нОЕ РТЙЛБЪБМЙ ЧЪСФШ Ч ВХИФЕ пМПМБИФ БТНЕКУЛЙК ВБФБМШПО Й ОБ ЛБФЕТБИ, Й ФЕОДЕТБИ ЧЩУБДЙФШ ЕЗП ОБ ПУФТПЧБ Ч чЩВПТЗУЛПН ЪБМЙЧЕ. рТЙ РМБОЙТПЧБОЙЙ ПРЕТБГЙЙ ЧЙГЕ-БДНЙТБМ тБММШ ТЕЫЙМ, ЮФП ОБЮЙОБФШ У ПУФТПЧБ вШЈТЛЈ ОЕМШЪС: ФБН ВЩМЙ ВПМШЫПК ЗБТОЙЪПО Й 180-НН ВБФБТЕС. оБДП ВЩМП РТПТЧБФШУС ЧПЧОХФТШ ЪБМЙЧБ НЕЦДХ вШЕТЛЕ Й РПУЕМЛПН лПКЧЙУФП, ЛПФПТЩК ВЩМ ХЦЕ ОБЫЙН, ЧЩУБДЙФШ ДЕУБОФ ОБ ПУФТПЧ рЕКУБТЙ, ЪБИЧБФЙФШ ПУФТПЧ, Б РПФПН, РЕТЕРТБЧЙЧЫЙУШ ЮЕТЕЪ ОЕВПМШЫПК РТПМЙЧЮЙЛ У ФЩМБ, ЧЪСФШ Й вШЈТЛЈ. фЕНОПК ОПЮША РПЗТХЪЙМЙ ДЕУБОФ Й Ч ПИТБОЕОЙЙ ФТЕИ ЫИЕТОЩИ НПОЙФПТПЧ Й ФТЕИ ФПТРЕДОЩИ ЛБФЕТПЧ Ч ЗПФПЧОПУФЙ Л РПУФБОПЧЛЕ ДЩНЪБЧЕУЩ, ЕУМЙ ОБУ ПВОБТХЦБФ У ПУФТПЧБ вШЈТЛЈ, ВМБЗПРПМХЮОП РТПЫМЙ РТПМЙЧ вШЈТЛЈ-ъХОД, лПКЧЙУФП Й ЧЩУБДЙМЙ ДЕУБОФ ОБ ПУФТПЧЕ рЕКУБТЙ. хФТПН ЙЪ ЗМХВЙОЩ чЩВПТЗУЛПЗП ЪБМЙЧБ РПСЧЙМЙУШ ЮЕФЩТЕ ВПМШЫЙЕ ОЕНЕГЛЙЕ ДЕУБОФОЩЕ ВБТЦЙ (вдв), ЛБЦДБС ВЩМБ ЧППТХЦЕОБ ЮЕФЩТШНС 4-УФЧПМШОЩНЙ 37-НН БТФХУФБОПЧЛБНЙ, Й УФБМЙ «РПМЙЧБФШ» ОБУ УОБТСДБНЙ, ЛБЛ ЧПДПК ЙЪ ЫМБОЗПЧ. лБФЕТБ ОБЮБМЙ ПФИПДЙФШ Л РПУЕМЛХ лПКЧЙУФП, ЧПЪЧТБФЙФШУС Ч ВХИФХ пМПМБИФ НЩ ОЕ НПЗМЙ, ФБЛ ЛБЛ Ч РТПМЙЧЕ РПСЧЙМБУШ ЖЙОУЛБС ЛБОМПДЛБ «лБТШСМБ». лБФЕТ РПД ЛПНБОДПЧБОЙЕН оЙЛПМБС мЕВЕДЕЧБ РПДПЫЕМ Л вдв. оЙЛПМБК мЕВЕДЕЧ ВЩМ ФСЦЕМП ТБОЕО. нЙЮНБО уЕМЕЪОЕЧ ОБРТБЧЙМ ЛБФЕТ Л ОБЫЕНХ ВЕТЕЗХ, Б ЛПЗДБ ЛБФЕТ УЕМ ОБ НЕМШ, ЧЪСМ о. мЕВЕДЕЧБ ОБ ТХЛЙ, УРТЩЗОХМ Ч ЧПДХ Й РПОЕУ ЕЗП ОБ ВЕТЕЗ. оП ЕНХ Ч УРЙОХ РПРБМ УОБТСД, Й ПО, Й ЛПНБОДЙТ РПЗЙВМЙ. рПДПЫМЙ ОБЫЙ УФПТПЦЕЧЩЕ ЛПТБВМЙ ДЙЧЙЪЙПОБ «дХТОПК рПЗПДЩ» — «вХТС», «ыФПТН», «гЙЛМПО», «уНЕТЮ». рПУМЕ ЛПТПФЛПЗП ВПС вдв Й ЛБОМПДЛБ ХЫМЙ. лПТБВМСНЙ Ч ТБКПО лПКЧЙУФП ВЩМ РЕТЕВТПЫЕО РПМЛ НПТУЛПК РЕИПФЩ, ЧЪСФЩ ПУФТПЧБ вШЈТЛЈ, нЕМБОУБТЙ, фАФЕОУЙБТЕ Й ЧУЕ ПУФБМШОЩЕ Ч чЩВПТЗУЛПН ЪБМЙЧЕ. 10-К ДЙЧЙЪЙПО РПИПТПОЙМ оЙЛПМБС мЕВЕДЕЧБ Й ЧУЕИ РПЗЙВЫЙИ ОБ ВЕТЕЗХ Х ДЕТЕЧОЙ рХФХУ. рПУМЕ ЧПКОЩ НЕУФОЩЕ ЧМБУФЙ ЗПТПДПЧ рТЙНПТУЛ (ВЩЧЫЙК лПКЧЙУФП) Й уПЧЕФУЛЙК (ВЩЧЫЙК фТПОЪХОД) РТПЙЪЧЕМЙ РЕТЕЪБИПТПОЕОЙЕ УП ЧУЕИ ПФДЕМШОЩИ НПЗЙМ. оБ РМПЭБДЙ рТЙНПТУЛБ РПУФБЧЙМЙ РБНСФОЙЛ.

лБЦДЩК ЗПД 22 ЙАОС ОБУ, ПУФБЧЫЙИУС Ч ЦЙЧЩИ, НЬТЩ ЬФЙИ ЗПТПДПЧ РТЙЗМБЫБАФ РПЮФЙФШ РБНСФШ РПЗЙВЫЙИ. оП У ЛБЦДЩН ЗПДПН ЧЕФЕТБОПЧ УФБОПЧЙФУС ЧУЕ НЕОШЫЕ Й НЕОШЫЕ, ДБ Й РПЕЪДЛЙ ФЕРЕТШ НОПЗЙН ОЕ РП ЛБТНБОХ. юФПВЩ ЪБЛПОЮЙФШ ТБУУЛБЪ П 10-Н ДЙЧЙЪЙПОЕ, УМЕДХЕФ УЛБЪБФШ, ЮФП ЪЙНПК ЧП ЧТЕНС МЕДПУФБЧБ, ЛПЗДБ ЛБФЕТБ ОЕ НПЗМЙ ИПДЙФШ, ЙЪ ЛПНБОД ЛБФЕТПЧ НЩ ЖПТНЙТПЧБМЙ ЬЛЙРБЦЙ ЪБЧЕУЮЙЛПЧ ОБ РТЕДПУФБЧМЕООЩЕ ОБН БЬТПУБОЙ, РП ВПТФБН ЛПФПТЩИ ХУФТБЙЧБМЙ НЕФБММЙЮЕУЛЙЕ РЕОБМЩ ОБ ЮЕФЩТЕ нды, Б ФТХВЩ ПФ РЕОБМПЧ РПДЧПДЙМЙ Л РТПРЕММЕТХ. лПНБОДЙТБНЙ БЬТПУБОЕК ВЩМЙ ЛПНБОДЙТЩ ЛБФЕТПЧ, ЫФХТНБОБНЙ — ТХМЕЧЩЕ, РХМЕНЕФЮЙЛБНЙ — РХМЕНЕФЮЙЛЙ, Б ИЙНЙЛЙ ЧЕДБМЙ ДЩНПН. чПФ ОБ ФБЛЙИ БЬТПУБОСИ-ДЩНЪБЧЕУЮЙЛБИ НЩ РТЙЛТЩЧБМЙ РЕТЕВТПУЛХ 2-К ХДБТОПК БТНЙЙ ЗЕОЕТБМ-МЕКФЕОБОФБ й. й. жЕДАОЙОУЛПЗП У мЙУШЕЗП оПУБ Ч пТБОЙЕОВБХН ДМС УОСФЙС ВМПЛБДЩ мЕОЙОЗТБДБ. рПУМЕ ЧЪСФЙС ПУФТПЧПЧ Ч чЩВПТЗУЛПН ЪБМЙЧЕ ДЙЧЙЪЙПО ВЩМ ОБЗТБЦДЕО ПТДЕОПН лТБУОПЗП ъОБНЕОЙ Й УФБМ ЙНЕОПЧБФШУС «10-К лТБУОПЪОБНЕООЩК ДЙЧЙЪЙПО УФПТПЦЕЧЩИ ЛБФЕТПЧ-ДЩНЪБЧЕУЮЙЛПЧ — лдулд», Б ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙПОБ ВЩМ ОБЗТБЦДЕО ПТДЕОПН оБИЙНПЧБ. у ВПМШЫЙН ХЧБЦЕОЙЕН Й ЗПТДПУФША ЧУРПНЙОБА ЬФПФ ДЙЧЙЪЙПО Й УЧПЙИ ВПЕЧЩИ ФПЧБТЙЭЕК. оЕЛПФПТЩЕ РЙЫХФ НОЕ РЙУШНБ ДП УЙИ РПТ.

4-С ВТЙЗБДБ ФТБМЕОЙС лвж

тБООЕК ЧЕУОПК 1945 ЗПДБ НЕОС ЧЩЪЧБМ ЛПНБОДХАЭЙК ЖМПФПН БДНЙТБМ ч. ж. фТЙВХГ Й ПВЯСЧЙМ, ЮФП чПЕООЩК УПЧЕФ, ТБУУНБФТЙЧБС ЛБДТПЧЩЕ ЧПРТПУЩ, ТЕЫЙМ, ЮФП С ДПУФБФПЮОП РТПУМХЦЙМ Ч 10-Н лТБУОПЪОБНЕООПН ДЙЧЙЪЙПОЕ УФПТПЦЕЧЩИ ЛБФЕТПЧ. лПНЖМПФПН РПДПЫЕМ ЛП НОЕ, РПУФХЮБМ РБМШГЕН РП ПТДЕОХ оБИЙНПЧБ Й УЛБЪБМ:

— оХ Б ЛБЛ ФЩ ЧПЕЧБМ — ЧПФ ЬФП ПГЕОЛБ! нЩ ТЕЫЙМЙ ОБЪОБЮЙФШ ФЕВС ОБЮБМШОЙЛПН ЫФБВБ ВТЙЗБДЩ ФТБМЕОЙС лнпт (лТПОЫФБДФУЛЙК НПТУЛПК ПВПТПОЙФЕМШОЩК ТБКПО).

с РПВМБЗПДБТЙМ ЪБ ДПЧЕТЙЕ. чМБДЙНЙТ жЙМЙРРПЧЙЮ УЛБЪБМ, ЮФП ОБ ДОСИ РТЙЛБЪ П ОБЪОБЮЕОЙЙ ПО РПДРЙЫЕФ. й РТЕДХРТЕДЙМ, ЮФП ВТЙЗБДБ РП УПУФБЧХ ПЮЕОШ ВПМШЫБС — 12 ДЙЧЙЪЙПОПЧ, ЬФП — 157 ЛПТБВМЕК Й ЛБФЕТПЧ. рПФПН ДПВБЧЙМ:

— лПНБОДЙТ ВТЙЗБДЩ — БДНЙТБМ вЕМПЧ нЙИБЙМ жЕДПТПЧЙЮ ХЦЕ Ч МЕФБИ, Б ФЩ — НПМПДПК Й УРТПУ Х НЕОС ВХДЕФ РТЕЦДЕ ЧУЕЗП У ФЕВС.

оБ ЬФПН ТБЪЗПЧПТ ЪБЛПОЮЙМУС. ч УЛПТПН ЧТЕНЕОЙ РТЙЫЕМ Й РТЙЛБЪ П НПЕН ОБЪОБЮЕОЙЙ.

сЧЙМУС С Ч пТБОЙЕОВБХН, РТЕДУФБЧЙМУС ЛПНБОДЙТХ ВТЙЗБДЩ. нЙИБЙМ жЕДПТПЧЙЮ вЕМПЧ ЛТЙФЙЮЕУЛЙ РПУНПФТЕМ ОБ НЕОС Й УЛБЪБМ:

— нПМПДПК, ОП НОЕ ЗПЧПТЙМЙ — ВПКЛЙК. оХ, ВЕТЙУШ ЪБ ДЕМП, ВТЙЗБДБ ВПМШЫБС, Б НЙО Ч жЙОУЛПН ЪБМЙЧЕ ОБУФБЧЙМЙ ОЕНГЩ Й НЩ УПФОЙ ФЩУСЮ.

нЙИБЙМ жЕДПТПЧЙЮ РП ИБТБЛФЕТХ ВЩМ ДПВТЕКЫЙН ЮЕМПЧЕЛПН, ПЮЕОШ РХОЛФХБМШОЩН Ч ТБВПФЕ. рТЙУНПФТЕЧЫЙУШ ЛП НОЕ, ПО РПМОПУФША Й ЧП ЧУЕН УФБМ НОЕ ДПЧЕТСФШ Й РПДДЕТЦЙЧБФШ. уОБЮБМБ, ЛПОЕЮОП, ВЩМП ФСЦЕМП — ДЕМП ДМС НЕОС ОПЧПЕ, Б ЛПТБВМЕК Й МАДЕК НОПЗП. оП С ВЩМ НПМПД Й УФБТБМУС ПРТБЧДБФШ ДПЧЕТЙЕ нЙИБЙМБ жЕДПТПЧЙЮБ.

нЩ РПОЙНБМЙ, ЮФП УХДПИПДУФЧП, РП УХФЙ, ВЩМП РБТБМЙЪПЧБОП, ОП МЙЮОЩК УПУФБЧ ЛПТБВМЕК ОЕ УЮЙФБМУС У ФТХДОПУФСНЙ Й ПРБУОПУФСНЙ ВПЕЧПЗП ФТБМЕОЙС. фТБМЙМЙ ДОЕН Й ОПЮША, ЮФПВЩ ЛБЛ НПЦОП ВЩУФТЕЕ РТПВЙФШ ВЕЪПРБУОЩЕ ДМС РМБЧБОЙС ЖБТЧБФЕТЩ. ьФП ВЩМП ПЮЕОШ ЧБЦОП ДМС ЬЛПОПНЙЛЙ УФТБОЩ, ОПТНБМШОПК ТБВПФЩ ФПТЗПЧПЗП УХДПИПДУФЧБ Й РПТФПЧ.

9 НБС 1945 ЗПДБ — дЕОШ рПВЕДЩ, Б ДМС МЙЮОПЗП УПУФБЧБ ФТБМШОЩИ УПЕДЙОЕОЙК Й ЛПТБВМЕК-ФТБМШЭЙЛПЧ ЧПКОБ ЪБЛПОЮЙМБУШ ФПМШЛП ЗДЕ-ФП Л 1950–1953 ЗПДБН. чЕУОПК Й МЕФПН 1945 ЗПДБ ОБЫБ ВТЙЗБДБ ЧЩФТБЧМЙЧБМБ ДП ПДОПК ФЩУСЮЙ НЙО Ч УХФЛЙ. лПОЕЮОП, НЩ ОЕУМЙ РПФЕТЙ, РПДТЩЧБМЙУШ Й ФТБМШЭЙЛЙ. лПНБОДПЧБОЙЕ лТПОЫФБДФУЛПЗП ТБКПОБ, ЧЙГЕ-БДНЙТБМ аТЙК жЕДПТПЧЙЮ тБММШ ЧОЙНБФЕМШОП УМЕДЙМЙ ЪБ ДЕСФЕМШОПУФША ВТЙЗБДЩ, Б ОБЮБМШОЙЛ ЫФБВБ ТБКПОБ ЛПОФТ-БДНЙТБМ чМБДЙНЙТ бЖБОБУШЕЧЙЮ лБУБФПОПЧ (ЕЗП УЩО йЗПТШ — ОЩОЕ БДНЙТБМ, 1-К ЪБНЕУФЙФЕМШ зМБЧОПЛПНБОДХАЭЕЗП чнж) ВЩЧБМ ЮБУФП Ч ВТЙЗБДЕ Й УЧПЙНЙ УПЧЕФБНЙ Й ФТЕВПЧБФЕМШОПУФША, ЛПОЕЮОП, РПНПЗБМ Й Ч РМБОЙТПЧБОЙЙ, Й Ч ПВЕУРЕЮЕОЙЙ НБФЕТЙБМШОЩНЙ РПФТЕВОПУФСНЙ.

у СЛПТОЩНЙ НЙОБНЙ НЩ УРТБЧМСМЙУШ ХУРЕЫОП. уРТБЧЙМЙУШ Й У ЪБЭЙФОЙЛБНЙ НЙООЩИ РПМЕК — ЬФП НЙОЩ, ЧЩУФБЧМСЕНЩЕ ОЕНГБНЙ ОБ НБМПН ЪБЗМХВМЕОЙЙ ПФ РПЧЕТИОПУФЙ НПТС. чНЕУФП НЙОТБМБ (ФТПУБ) ПОЙ РТЙНЕОСМЙ ГЕРЙ (ЛПФПТЩЕ ПВЩЮОЩНЙ ТЕЪБЛБНЙ ФТБМБ ОЕ РПДТХВБМЙУШ), ЮФПВЩ НЙОБ ОЕ ЧУРМЩМБ ОБ РПЧЕТИОПУФШ, ЗДЕ ЕЕ НПЦОП ХОЙЮФПЦЙФШ, ПВЩЮОП ТБУУФТЕМЙЧБС ЙЪ РХЫЕЛ. оБЫМЙ ЧЩИПД: Л ТЕЪБЛБН ФТБМБ ОБЮБМЙ РТЙЛТЕРМСФШ ФТПФЙМПЧЩЕ РБЛЕФЩ, ЛПФПТЩЕ РЕТЕВЙЧБМЙ ГЕРЙ. ьФП ЧЩРПМОСМЙ НЕМЛПУЙДСЭЙЕ ЛБФЕТОЩЕ ФТБМШЭЙЛЙ, Б ЪБ ОЙНЙ ЫМЙ ВПМШЫЙЕ ЛПТБВМЙ-ФТБМШЭЙЛЙ У ФТБМБНЙ ВПМШЫПК ЫЙТЙОЩ ЪБИЧБФБ Й ЧЩФТБМЙЧБМЙ НЙОЩ, РПУФБЧМЕООЩЕ РТПФЙЧ ВПМШЫЙИ УХДПЧ.

оП НЩ УФПМЛОХМЙУШ Й У ОЕНЕГЛЙН ОПЧЫЕУФЧПН — ЬМЕЛФТПНБЗОЙФОЩНЙ НЙОБНЙ, ЛПФПТЩЕ НБУУПЧП РТЙНЕОСМЙУШ ОБ ЗМХВЙОБИ ПФ 10 ДП 40 НЕФТПЧ, Ч ФПН ЮЙУМЕ Ч РПТФБИ Й ЗБЧБОСИ ХЦЕ РТЙ ПФУХФУФЧЙЙ ЖБЫЙУФУЛЙИ ЧПКУЛ. нЙОЩ «RMH» РТЕДУФБЧМСМЙ УПВПК ДЕТЕЧСООЩК СЭЙЛ ОБ ЛПМЕУЙЛБИ ТБЪНЕТПН У ЛХВЙЮЕУЛЙК НЕФТ, ОБЮЙОЕООЩК ЧЪТЩЧЮБФЩН ЧЕЭЕУФЧПН фзб (ФТПФЙМ-ЗЕЛУПЗЕО-БМАНЙОЙК). нПЭОПУФШ ЧЪТЩЧБ Х ЬФПЗП ЧЕЭЕУФЧБ Ч 1,6 ТБЪБ ВПМШЫЕ, ЮЕН Х ФТПФЙМБ. чОХФТЙ НЙОЩ ОБИПДЙМУС УМПЦОЕКЫЙК НЕИБОЙЪН У РТЙВПТПН УТПЮОПУФЙ РТЙЧЕДЕОЙС НЙОЩ Ч ВПЕЧПЕ РПМПЦЕОЙЕ (ПФ ОЕНЕДМЕООПЗП ДП НЕУСГБ) Й РТЙВПТПН ЛТБФОПУФЙ (ПФ 1 ДП 16), ТЕБЗЙТХАЭЙН ОБ ПРТЕДЕМЕООЩК РП УЮЕФХ РТПИПД ОБД НЙОПК ЙМЙ ЧВМЙЪЙ ЕЕ ЛПТБВМС, УХДОБ. оБЮБМШОБС ЮХЧУФЧЙФЕМШОПУФШ НЙОЩ УПУФБЧМСМБ 4 НЙММЙЬТУФЕДБ (0,31 Б/Н). уП ЧТЕНЕОЕН ЮХЧУФЧЙФЕМШОПУФШ ЗТХВЕМБ, Б ЕУМЙ ХЮЕУФШ, ЮФП УХДОП (ЛПТБВМШ) УПЪДБЕФ РПМЕ Ч ОЕУЛПМШЛП УПФ НЙММЙЬТУФЕД, ЬФЙ НЙОЩ НПЗМЙ ВЩФШ ПРБУОЩНЙ ОЕУЛПМШЛП МЕФ, Ч ЮЕН С ХВЕДЙМУС РПЪДОЕЕ.

оЙЛБЛЙИ ФТБМПЧ РТПФЙЧ ФБЛЙИ НЙО НЩ ОЕ ЙНЕМЙ. лПТБВМЙ Й УХДБ РПДТЩЧБМЙУШ ОБ ЖБТЧБФЕТБИ, ФЭБФЕМШОП РТПФТБМЕООЩИ ПФ СЛПТОЩИ ЛПОФБЛФОЩИ НЙО. еДЙОУФЧЕООПЕ, ЮФП ОБНЙ ВЩМП РТЙДХНБОП, — ЬФП НБМЩН ДЕТЕЧСООЩН ФТБМШЭЙЛПН ОБ ВХЛУЙТЕ 500 НЕФТПЧ ДМЙОЩ ФБУЛБФШ ВПМШЫХА НЕФБММЙЮЕУЛХА ВБТЦХ, ОБЗТХЦЕООХА ТЕМШУБНЙ, НЕФБММПМПНПН ДМС УПЪДБОЙС ВПМШЫПЗП НБЗОЙФОПЗП РПМС. нЙОЩ, ЛБЛ РТБЧЙМП, ТЧБМЙУШ ЧРЕТЕДЙ ЙМЙ У ВПЛПЧ ЬФПК ВБТЦЙ, Б ФТБМШЭЙЛ ПУФБЧБМУС ГЕМЩН. оП, ЛПОЕЮОП, ВЩМЙ Й РПФЕТЙ. б ЛПЗДБ ЬФЙ РПФЕТЙ УФБМЙ ЮБУФЩНЙ, ОБЮБМЙ ФБУЛБФШ ЬФЙ ВБТЦЙ МБЗПН (ФТБМШЭЙЛ РТЙЫЧБТФПЧЩЧБМУС ЧРМПФОХА Л ВПТФХ ВБТЦЙ). вЩМЙ УМХЮБЙ, ЛПЗДБ НЙОЩ ТЧБМЙУШ Й ПЮЕОШ ВМЙЪЛП, ЗЙВМЙ Й ФТБМШЭЙЛ, Й ВБТЦБ. юФПВЩ УЮЙФБФШ РПМПУХ РТПФТБМЕООПК, РП ОЕК ОХЦОП ВЩМП РТПКФЙ 16 ТБЪ.

чУС ОБХЛБ ВЩМБ «РПУФБЧМЕОБ ОБ ОПЗЙ», Б ЧЕТОЕЕ, «ОБ ЗПМПЧХ»: БЛБДЕНЙЛЙ б. р. бМЕЛУБОДТПЧ — ОБ вБМФЙЛЕ, й. ч. лХТЮБФПЧ — ОБ юЕТОПН НПТЕ. оП ДМС ПЦЙДБОЙС ТЕЪХМШФБФПЧ ОЕ ВЩМП ЧТЕНЕОЙ. вБМФЙЛБ ВЩМБ ОХЦОБ ОБТПДОПНХ ИПЪСКУФЧХ. тБДЙ УРТБЧЕДМЙЧПУФЙ УМЕДХЕФ УЛБЪБФШ, ЮФП БЛБДЕНЙЛЙ УПЪДБМЙ УРЕГЙБМШОЩЕ ХУФТПКУФЧБ, ЛПФПТЩЕ РТПЙЪЧПДЙМЙ ЪБНЕТ НБЗОЙФОПЗП РПМС ЧЩИПДСЭЙИ ЙЪ ЗБЧБОЙ ЛПТБВМЕК Й ОБ УРЕГЙБМШОЩИ УФБОГЙСИ РТПЙЪЧПДЙМЙ ХНЕОШЫЕОЙЕ НБЗОЙФОПЗП РПМС ЛПТБВМС, Б ЪБФЕН НПОФЙТПЧБМЙ ЛБВЕМШОХА ПВНПФЛХ ОБ ЛПТБВМЕ РП ЧУЕНХ РЕТЙНЕФТХ ЛПТРХУБ, ОП Й ЬФП ОЕ ТЕЫБМП РТПВМЕНЩ. лТЕКУЕТ «лЙТПЧ», ЙНЕЧЫЙК Х УЕВС ФБЛПЕ ЛБВЕМШОПЕ ТБЪНБЗОЙЮЙЧБАЭЕЕ ХУФТПКУФЧП, РПДПТЧБМУС ОБ НЙОЕ «RMH» — ПФПТЧБМП ОПУ ЛПТБВМС.

оБТПДОПНХ ЛПНЙУУБТХ чПЕООП-нПТУЛПЗП жМПФБ й. з. лХЪОЕГПЧХ УФБМП ЙЪЧЕУФОП, ЮФП ОБЫЙ УПАЪОЙЛЙ, БОЗМЙЮБОЕ, ЙНЕАФ ЬЖЖЕЛФЙЧОЩК УРЕГЙБМШОЩК ФТБМ РТПФЙЧ ЬМЕЛФТПНБЗОЙФОЩИ НЙО. й ПО УЧПЙН ТЕЫЕОЙЕН ПВНЕОСМ ФПТРЕДХ тбф-52 (РТЙОСФХА ОБ ЧППТХЦЕОЙЕ Ч 1939 З.) ОБ ЬФПФ ФТБМ, ЪБ ЮФП ЧРПУМЕДУФЧЙЙ РПРМБФЙМУС УХДПН ЮЕУФЙ. йФБЛ, ФТБМ НЩ РПМХЮЙМЙ. пО РТЕДУФБЧМСМ УПВПК ДЧБ ЛБВЕМС — ПДЙО ЛПТПЮЕ, ДТХЗПК ДМЙООЕЕ, ОБ ЛПОГБИ ЛБВЕМЕК — РП РСФШ НЕДОЩИ МХЮЕК, ФБЛЙН ПВТБЪПН, Ч УПМЕОПК ЧПДЕ НЕЦДХ ЬМЕЛФТПДБНЙ (ДМЙООПЗП Й ЛПТПФЛПЗП ЛБВЕМС) УПЪДБЧБМПУШ УЙМШОПЕ ЬМЕЛФТПНБЗОЙФОПЕ РПМЕ. оБ ЛПТБВМЕ УРЕГЙБМШОЩК РТЙВПТ ЙЪНЕТСМ РПДБЧБЕНЩК Ч ЛБВЕМЙ ЬМЕЛФТПФПЛ, ЙЪНЕОСС ЕЗП РПМСТОПУФШ — РМАУ-НЙОХУ. чУМЕДУФЧЙЕ НБМПК ЫЙТЙОЩ РТПФТБМЕООПК РПМПУЩ ФТБМЕОЙЕ ЧЩЗПДОП ВЩМП РТПЙЪЧПДЙФШ ДЧХН ЛПТБВМСН У ПУОБЭЕООЩНЙ ФТБМБНЙ «мбр» (ОБЪЧБОЙЕ БОЗМЙКУЛЙИ ФТБМПЧ), ЙДХЭЙНЙ ЖТПОФПН. рПМХЮЙЧ ЬФЙ ФТБМЩ Й ХУФБОПЧЙЧ ЙИ ОБ ДЧХИ ФТБМШЭЙЛБИ (Ч РТПЫМПН НПТУЛЙИ ВХЛУЙТБИ), НЩ ЧЩЫМЙ ОБ ЙУРЩФБОЙЕ ОБ ЖБТЧБФЕТ ОБ лТБУОПЗПТУЛПН ТЕКДЕ ЧВМЙЪЙ лТПОЫФБДФБ. с ОБ ЬФЙИ ЙУРЩФБОЙСИ РТЙУХФУФЧПЧБМ ЧНЕУФЕ У БЛБДЕНЙЛПН б. р. бМЕЛУБОДТПЧЩН. рПУФТПЙМЙУШ ЛПТБВМЙ ЧП ЖТПОФ, ДБМЙ ЛПНБОДХ «чЛМАЮЙФШ ФПЛ», Й УТБЪХ 11 НЙО ЧЪПТЧБМЙУШ ЧРЕТЕДЙ ОБУ, РП ВПЛБН Й ДБЦЕ ОЕУЛПМШЛП ЪБ ЛПТНПК. ьФП ВЩМП ПЫЕМПНМСАЭЕЕ ЪТЕМЙЭЕ. нЩ ЧЩЛМАЮЙМЙ ФТБМЩ, УНПФБМЙ ОБ ЧШАЫЛЙ, ЧЕТОХМЙУШ Ч пТБОЙЕОВБХН. тБЪПВТБМЙУШ У ТЕЪХМШФБФБНЙ, ПРТЕДЕМЙМЙ РПТСДПЛ ЙУРПМШЪПЧБОЙС ФБЛЙИ ФТБМПЧ. фБЛЙН ПВТБЪПН, ВПМШЫБС ЗПУХДБТУФЧЕООБС ЪБДБЮБ ОБЮБМБ ТЕЫБФШУС ВЩУФТЕЕ. дЕМП Ч ФПН, ЮФП ЬФЙ ФТБМЩ Й ЧРПУМЕДУФЧЙЙ ФТБМЩ, ЛПФПТЩНЙ ВЩМЙ ЧППТХЦЕОЩ РПМХЮЕООЩЕ ОБЫЕК ВТЙЗБДПК РП «МЕОД-МЙЪХ» ЫЕУФШ БНЕТЙЛБОУЛЙИ ФТБМШЭЙЛПЧ «хну», Й ОБЫЙ ПФЕЮЕУФЧЕООЩЕ ФТБМЩ, УПЪДБООЩЕ РП ЬФПНХ РТЙОГЙРХ, ОП ВПМЕЕ УПЧЕТЫЕООЩЕ, ОЕ ФТЕВПЧБМЙ 16-ЛТБФОПЗП РТПИПЦДЕОЙС РП ПДОПНХ Й ФПНХ ЦЕ НЕУФХ. чУЕ ТЕЫБМПУШ ЪБ ПДЙО РТПИПД. дМС ЗБТБОФЙЙ ЙОПЗДБ ДЕМБМЙ ДЧБ РТПИПДБ. й ЕЭЕ П НЙОБИ «RMH». лБЛ ЙЪЧЕУФОП, Ч 1955 ЗПДХ Ч уЕЧБУФПРПМШУЛПК ВХИФЕ РПЗЙВ МЙОЕКОЩК ЛПТБВМШ «оПЧПТПУУЙКУЛ» (ВЩЧЫЙК ЙФБМШСОУЛЙК «дЦХМЙП юЕЪБТЕ»). рТЙЮЙОБ ЗЙВЕМЙ ДП ОБУФПСЭЕЗП ЧТЕНЕОЙ ОЕ ЧЩСУОЕОБ, УХЭЕУФЧХЕФ НОПЗП ЧЕТУЙК. с ХВЕЦДЕО Ч ФПН, ЮФП МЙОЛПТ РПДПТЧБМУС ОБ НЙОЕ «RMH». нПЙ ХВЕЦДЕОЙС ПУОПЧЩЧБАФУС ОБ ДПРПМОЙФЕМШОЩИ ДБООЩИ, РПМХЮЕООЩИ НОПА, ЛПЗДБ С УФБМ ЛПНБОДЙТПН ВТЙЗБДЩ.

вТЙЗБДБ ЛПТБВМЕК ПИТБОЩ ЧПДОПЗП ТБКПОБ тЙЦУЛПК ВБЪЩ

с ВЩМ ОБЪОБЮЕО ЛПНБОДЙТПН ЬФПК ВТЙЗБДЩ ЧЕУОПК 1949 ЗПДБ. ч ЕЕ УПУФБЧЕ ВЩМП ОЕУЛПМШЛП ДЙЧЙЪЙПОПЧ ФТБМШЭЙЛПЧ, УФПТПЦЕЧЩИ, РТПФЙЧПМПДПЮОЩИ ЛПТБВМЕК Й ЛБФЕТПЧ. вБЪЙТПЧБМБУШ ВТЙЗБДБ Ч ХУФШЕ ъБРБДОПК дЧЙОЩ, ЬФП Ч 15 ЛН ПФ ЗПТПДБ тЙЗЙ, Ч РПУЕМЛЕ вПМДЕТБС. оЕУМЙ ДПЪПТОХА УМХЦВХ, ФТБМЙМЙ НЙОЩ Ч тЙЦУЛПН ЪБМЙЧЕ, ПУХЭЕУФЧМСМЙ ЛПОФТПМШ ОБД УХДПИПДУФЧПН. чП ЧТЕНС НПТУЛПЗП РБТБДБ Ч дЕОШ чПЕООП-нПТУЛПЗП жМПФБ ОБ ТЕЛЕ дБХЗБЧБ, ОЕРПУТЕДУФЧЕООП Ч ГЕОФТЕ ЗПТПДБ, С РПМХЮЙМ ДПЛМБД, ЮФП ЪЕНМЕЮЕТРБМШОЩК УОБТСД, РТПЙЪЧПДЙЧЫЙК ДОПХЗМХВМЕОЙЕ Ч ФПТЗПЧПН РПТФХ нЙМШЗТБЧЙУ, Ч 5 ЛН ПФ ЗПТПДБ ОЙЦЕ РП ТЕЛЕ ЪБЮЕТРОХМ ЛБЛПК-ФП ВПМШЫПК РТЕДНЕФ, РПИПЦЙК ОБ НЙОХ. лПНБОДБ ЪЕНМЕЮЕТРБМЛЙ ЧРМБЧШ ХЫМБ ОБ ВЕТЕЗ. ъБЛПОЮЙЧ ПВИПД ЛПТБВМЕК, ХЮБУФЧПЧБЧЫЙИ Ч РБТБДЕ, С Ч РБТБДОПН НХОДЙТЕ, РТЙ ПТДЕОБИ Й ЛПТФЙЛЕ, Ч МБЛПЧЩИ ВПФЙОЛБИ, ВЕМЩИ РЕТЮБФЛБИ У УПЗМБУЙС рТЕДУЕДБФЕМС уПЧНЙОБ мБФЧЙЙ чЙМЙУБ мБГЙУБ Й рТЕДУЕДБФЕМС чЕТИПЧОПЗП уПЧЕФБ мБФЧЙЙ лЙТИЕОЫФЕКОБ, УЕЛТЕФБТС чЕТИПЧОПЗП уПЧЕФБ ууут зПТЛЙОБ, РТЙУХФУФЧПЧБЧЫЙИ ОБ РБТБДОПН ЛБФЕТЕ, РЕТЕУЕМ ОБ ЪБРБУОПК ЛБФЕТ Й ХВЩМ Ч нЙМШЗТБЧЙУ. рПДПКДС Л ЪЕНМЕЮЕТРБМЛЕ, НЩ ПВОБТХЦЙМЙ Ч ПДОПН ЙЪ ЛПЧЫЕК ЧЙУСЭХА, ОЕНОПЗП РПЧТЕЦДЕООХА НЙОХ «RMH». чЩЪЧБМЙ НБФТПУПЧ ЙЪ ВТЙЗБДЩ, Ч ФПН ЮЙУМЕ НЕИБОЙЛПЧ, ХНЕАЭЙИ ПВТБЭБФШУС У РПДЯЕНОЩНЙ ЛТБОБНЙ. оБ ВТЕЪЕОФЕ, ЛБЛ НМБДЕОГБ, НЙОХ ПУФПТПЦОП ПРХУФЙМЙ ОБ ЛБФЕТ, ЧЩЧЕЪМЙ Ч тЙЦУЛЙК ЪБМЙЧ, ЧЩФБЭЙМЙ ОБ ВЕТЕЗ Й ЧЪПТЧБМЙ. чЪТЩЧ ВЩМ ОБУФПМШЛП УЙМШОЩН, ЮФП Ч УПУЕДОЙИ РПУЕМЛБИ хУФШ-дЧЙОУЛЕ, вПМДЕТБС Ч ДПНБИ ЧЩМЕФЕМЙ УФЕЛМБ. нОЕ РТЕДЯСЧЙМЙ ЛПМПУУБМШОЩК УЮЕФ, ОП ТХЛПЧПДУФЧП мБФЧЙЙ, У ЛПФПТЩН Х НЕОС ВЩМЙ ПЮЕОШ ИПТПЫЙЕ ДТХЦЕУФЧЕООЩЕ ПФОПЫЕОЙС, ЧЪСМП НЕОС РПД ЪБЭЙФХ Й ПРМБФЙМП ЧУЕ ТБУИПДЩ РП РТЙЮЙОЕООЩН РПЧТЕЦДЕОЙСН. чЙМЙУ мБГЙУ ДБЦЕ РПДБТЙМ НОЕ УЧПЕ УПВТБОЙЕ УПЮЙОЕОЙК У БЧФПЗТБЖПН. ьФП РТПЙУЫЕУФЧЙЕ РПУФБЧЙМП РЕТЕД ОБНЙ ОПЧХА ЪБДБЮХ — РТПЧЕТЙФШ ЧУЕ ТХУМП ТЕЛЙ ПФ ЗПТПДБ ДП ЧЩИПДБ Ч ЪБМЙЧ. фТБМЙФШ ОЕМШЪС — ЬФП ЮЕТФБ ЗПТПДБ, РПТФБ, РПУЕМЛПЧ. чЪТЩЧЩ ОБ НЕУФЕ НПЗМЙ РТЙЮЙОЙФШ ВПМШЫЙЕ РПЧТЕЦДЕОЙС. тЕЫЙМЙ ПУНБФТЙЧБФШ Й РТПЙЪЧПДЙФШ РПЙУЛ НЙО ОБ ДОЕ ЧПДПМБЪБНЙ (ЬФП ЛЙМПНЕФТПЧ 15 ПФ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПЗП НПУФБ Ч ГЕОФТЕ ЗПТПДБ ДП ЧЩИПДБ Ч тЙЦУЛЙК ЪБМЙЧ). уЖПТНЙТПЧБМЙ ЗТХРРЩ ЛБФЕТПЧ У ЧПДПМБЪБНЙ Й ОБЮБМЙ ТБВПФХ. оЕ ВЕЪХУРЕЫОП. чУЕЗП ОБНЙ ВЩМП ОБКДЕОП, ЙЪЧМЕЮЕОП Й ХОЙЮФПЦЕОП Ч ВЕЪПРБУОЩИ ТБКПОБИ ПЛПМП 100 НЙО. ч ПВЕЪЧТЕЦЙЧБОЙЙ ЬФЙИ НЙО ДПЧЕМПУШ ХЮБУФЧПЧБФШ Й НОЕ. оБНЙ ВЩМП ХУФБОПЧМЕОП ОБМЙЮЙЕ Ч НЕИБОЙЪНЕ ЗЙДТПУФБФБ, ОБ ЛПФПТЩК ОБ ЗМХВЙОЕ 10 НЕФТПЧ «ОБДЕЧБМЙ» ЧФПТЙЮОЩК ДЕФПОБФПТ ЧЪТЩЧБФЕМС. рТЙ ЗМХВЙОЕ НЕОШЫЕК, ЮЕН 10 НЕФТПЧ, ЗЙДТПУФБФ ОЕ УТБВБФЩЧБМ (НБМП ДБЧМЕОЙЕ), Й ИПФС РТЙВПТ УТПЮОПУФЙ Й ЛТБФОПУФЙ Й ЪБРБМ УТБВБФЩЧБМЙ, ЧЪТЩЧБ НЙОЩ ОЕ РТПЙУИПДЙМП. фБЛЙЕ НЙОЩ ОЙЛБЛЙНЙ ФТБМБНЙ ОЕ ПВЕЪЧТЕЦЙЧБМЙУШ. лТПНЕ ФПЗП, Ч УМПЦОПН НЕИБОЙЪНЕ РТЙВПТПЧ УТПЮОПУФЙ Й ЛТБФОПУФЙ НОПЗП РБКЛЙ Й Ч ОЕЛПФПТЩИ ЙЪ ОЙИ ЮБУПЧЩЕ НЕИБОЙЪНЩ ЪБУПТСМЙУШ. оБ дБХЗБЧЕ ВЩМЙ УМХЮБЙ, ЛПЗДБ ЧПДПМБЪ ПУФТБРМЙЧБМ НЙОХ ДМС РПДЯЕНБ, ЫЕЧЕМЙМ ЕЕ, ЧЩУЛБЛЙЧБМ ОБ РПЧЕТИОПУФШ Й ЦЕУФБНЙ РПЛБЪЩЧБМ: «уЛПТЕЕ РПДОЙНБКФЕ, ОБЮБМБ ФЙЛБФШ!». ьФП ЪОБЮЙФ — ЪБТБВПФБМЙ ЮБУЩ. фБЛЙЕ НЙОЩ ЧОЕ ЧУСЛПК ПЮЕТЕДЙ ВЩУФТП РПДОЙНБМЙ, ОБ РПМОПН ИПДХ ВХЛУЙТПЧБМЙУШ Л НЕУФХ ЧЪТЩЧБ. вЩМП ОЕУЛПМШЛП УМХЮБЕЧ, ЛПЗДБ ОЕ ХУРЕЧБМЙ ДПКФЙ Й ПОБ ЧЪТЩЧБМБУШ Ч РХФЙ. оП, УМБЧБ вПЗХ, ЗЙВЕМЙ МАДЕК ОЕ ВЩМП.

б ФЕРЕТШ ПВТБФЙНУС Л уЕЧБУФПРПМА. оЕНГЩ, ПФУФХРБС, ВЕУРПТСДПЮОП ТБЪВТБУЩЧБМЙ НЙОЩ «RMH» Ч ЗБЧБОСИ, Ч ФПН ЮЙУМЕ Й Ч уЕЧБУФПРПМШУЛПК ВХИФЕ. нПЕ ХВЕЦДЕОЙЕ, ЮФП МЙОЛПТ «оПЧПТПУУЙКУЛ» РПДПТЧБМУС ОБ НЙОЕ «RMH», ПУОПЧБОП ОБ РТЕДРПМПЦЕОЙЙ П ФПН, ЮФП ЛПЗДБ ПО ЧЕТОХМУС У НПТС Й ЧУФБМ ОБ СЛПТШ, ФП ЙМЙ ЛПТРХУПН, ЙМЙ СЛПТОПК ГЕРША РПЫЕЧЕМЙМ НЙОХ, ЮБУЩ ЪБТБВПФБМЙ, Й ЮЕТЕЪ ОЕЛПФПТПЕ ЧТЕНС РТПЙЪПЫЕМ ЧЪТЩЧ. рПМХЮЕООБС МЙОЛПТПН РТПВПЙОБ БОБМПЗЙЮОБ РТПВПЙОБН ПФ «RMH». б РЕТЕЧЕТОХМУС ЛПТБВМШ РПФПНХ, ЮФП, ЛПУОХЧЫЙУШ ЗТХОФБ ОПУПН, ПО РПФЕТСМ ПУФПКЮЙЧПУФШ. еУМЙ ВЩ Ч ЗБЧБОЙ ЗМХВЙОБ ВЩМБ ВПМШЫЕ, ПО РМБЧБМ ВЩ ЛБЛ РПРМБЧПЛ. рПИПЦЙК УМХЮБК ЙНЕМ НЕУФП У ВПМШЫЙН ФБОЛЕТПН № 5 Ч жЙОУЛПН ЪБМЙЧЕ ЕЭЕ Ч 1941 ЗПДХ.

чУРПНЙОБС П УЧПЕК УМХЦВЕ Ч ВТЙЗБДЕ пчтБ тЙЦУЛПК ВБЪЩ, С ИПФЕМ ВЩ ТБУУЛБЪБФШ П НПЕК ЧУФТЕЮЕ Ч тЙЗЕ У оЙЛПМБЕН зЕТБУЙНПЧЙЮЕН лХЪОЕГПЧЩН, ЛПЗДБ ПО, УОСФЩК У ДПМЦОПУФЙ ОБТПДОПЗП ЛПНЙУУБТБ чПЕООП-нПТУЛПЗП жМПФБ, ТБЪЦБМПЧБООЩК ДП ЛПОФТ-БДНЙТБМБ, Ч 1948 ЗПДХ ПФДЩИБМ Ч УБОБФПТЙЙ ОБ тЙЦУЛПН ЧЪНПТШЕ Ч НЕУФЕЮЛЕ нБКПТЙ.

лБЛ-ФП ПО РПЪЧПОЙМ НОЕ РП ФЕМЕЖПОХ ЙЪ УБОБФПТЙС:

— оЙЛПМБК оЙЛПМБЕЧЙЮ, ОЕ НПЗМЙ ВЩ ЧЩ НОЕ РТЙУМБФШ Ч нБКПТЙ ЛБЛПК-МЙВП ОЕВПМШЫПК ЛБФЕТПЛ У ТХМЕЧЩН-НПФПТЙУФПН, ЛПФПТЩК ИПТПЫП ЪОБЕФ ТЕЛХ мЙЕМХРХ (ЙДЕФ ЧДПМШ тЙЦУЛПЗП РПВЕТЕЦШС), НОЕ ИПЮЕФУС РТПКФЙ РП мЙЕМХРЕ, ЧПКФЙ Ч ТЕЛХ дБХЗБЧБ, ДПКФЙ РП ОЕК ДП тЙЗЙ, РПУНПФТЕФШ ВХИФХ, ФПТЗПЧЩК РПТФ Ч нЙМШЗТБЧЕУЕ Й ЧПЪЧТБФЙФШУС ПВТБФОП.

с ЕНХ ПФЧЕФЙМ, ЮФП ЛБФЕТ ВХДЕФ, Й С УБН РТЙДХ Ч нБКПТЙ ОБ ОЕН, ЧПЪШНХ ЕЗП Й РПЛБЦХ ЧУЕ, ЮФП ПО РПЦЕМБЕФ. оЙЛПМБК зЕТБУЙНПЧЙЮ ОБЮБМ ЧПЪТБЦБФШ, ДБЧ РПОСФШ, ЮФП ЕНХ ОЕ ИПЮЕФУС ПФТЩЧБФШ НЕОС ПФ ДЕМ Й ПФДЩИБ (ВЩМП ЧПУЛТЕУЕОШЕ). с ПВЯСУОЙМ ЕНХ, ЮФП УЮЙФБА ЪБ ЮЕУФШ ЕЭЕ ТБЪ ЧУФТЕФЙФШУС Й РПЗПЧПТЙФШ У ОЙН, ДТХЗПЗП УМХЮБС НПЦЕФ Й ОЕ ВЩФШ. б ЮФП ЛБУБЕФУС ЛБФЕТБ, С УБН ВХДХ ОБ ОЕН, ХРТБЧМСФШ ХНЕА, ТЕЛЙ ЪОБА, НЩ ВХДЕН ФПМШЛП ЧДЧПЕН — ПО Й С. рПУМЕ ОЕЛПФПТПЗП УНХЭЕОЙС о. з. лХЪОЕГПЧ УПЗМБУЙМУС УП НОПК Й РПРТПУЙМ НЕОС ВЩФШ Ч ЫФБФУЛПН РМБФШЕ.

рПВЩЧБМЙ НЩ У ОЙН ЧП ЧУЕИ ЙОФЕТЕУХАЭЙИ ЕЗП НЕУФБИ. с ЧЩУФХРБМ Ч ТПМЙ ЬЛУЛХТУПЧПДБ — ТБКПО НОЕ ВЩМ ИПТПЫП ЪОБЛПН. нОПЗП ВЕУЕДПЧБМЙ П ЦЙФЕКУЛЙИ ДЕМБИ Й, ЛПОЕЮОП, П ЖМПФЕ, ЕЗП ОЩОЕЫОЕН УПУФПСОЙЙ Й ВХДХЭЕН ТБЪЧЙФЙЙ.

рПУМЕ ФТЕИЮБУПЧПЗП РМБЧБОЙС ЧПЪЧТБЭБМЙУШ ПВТБФОП РП ТЕЛЕ мЙЕМХРЕ. оЙЛПМБК зЕТБУЙНПЧЙЮ УЛБЪБМ, ЮФП Х ОЕЗП ЧПЪОЙЛМБ ЙДЕС ОЕ ЙДФЙ ДП нБКПТЙ, Й РПРТПУЙМ ЧЩУБДЙФШ ЕЗП Ч РПУЕМЛЕ дЪЙОФБТЙ, ЙЪ ЛПФПТПЗП ПО ЪБИПФЕМ РТПЕИБФШ ДП нБКПТЙ ОБ ЬМЕЛФТЙЮЛЕ (ЬФП ПДОБ ПУФБОПЧЛБ). рПДПЫМЙ Л РЙТУХ, ЪБФЕН РПЫМЙ ОБ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОХА УФБОГЙА дЪЙОФБТЙ. рП ТБУРЙУБОЙА ДП РПДИПДБ ЬМЕЛФТЙЮЛЙ ПУФБЧБМПУШ НЙОХФ 15.

оЙЛПМБК зЕТБУЙНПЧЙЮ УЛБЪБМ, ЮФП ЕНХ ПЮЕОШ ИПЮЕФУС РЙФШ. рПЗПДБ ВЩМБ ЦБТЛБС. с РТЕДМПЦЙМ ЕНХ ЪБКФЙ Ч УФБОГЙПООПЕ ЛБЖЕ, ЧТЕНЕОЙ Х ОБУ ВЩМП ДПУФБФПЮОП. пО УПЗМБУЙМУС. лПЗДБ НЩ ЧПЫМЙ Ч ЬФП ЛБЖЕ-ВХЖЕФ, ПВОБТХЦЙМЙ, ЮФП ЧУЕ УФПМЙЛЙ ЪБОСФЩ ПЖЙГЕТБНЙ ЖМПФБ (ФПМШЛП ЮФП ПЛПОЮЙМБУШ ТЕРЕФЙГЙС РБТБДБ Ч ЮЕУФШ ДОС чПЕООП-нПТУЛПЗП жМПФБ). нЩ ПУФБОПЧЙМЙУШ Ч ОЕТЕЫЙФЕМШОПУФЙ Х ЧИПДБ. рПУМЕ ОЕЛПФПТПЗП ЪБНЕЫБФЕМШУФЧБ ПЖЙГЕТЩ ЧУЕ ЛБЛ ПДЙО ЧУФБМЙ Ч РПМПЦЕОЙЕ «УНЙТОП», ХУФТЕНЙЧ ЧЪЗМСД ОБ оЙЛПМБС зЕТБУЙНПЧЙЮБ (ОБРПНОА, ПО ВЩМ Ч ЫФБФУЛПН ЛПУФАНЕ). фПФ УНХФЙМУС, РПВМБЗПДБТЙМ ПЖЙГЕТПЧ Й РТЕДМПЦЙМ НОЕ РТПКФЙ ОБ РМБФЖПТНХ.

нЩ ЧЩЫМЙ ЙЪ ЛБЖЕ, ПО ЧУФБМ ОБ ВХЗПТПЛ, ХУФТЕНЙМ УЧПК ЧЪЗМСД Ч НПТЕ. фБЛ НЩ Й РТПУФПСМЙ НПМЮБ ДП РПДИПДБ РПЕЪДБ. рПРТПЭБМЙУШ, Й ПО ХЕИБМ Ч нБКПТЙ.

ьФПФ ЬРЙЪПД С ПРЙУБМ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ РПЛБЪБФШ, ЛБЛЙН ВПМШЫЙН БЧФПТЙФЕФПН РПМШЪПЧБМУС ОБ ЖМПФБИ ЧЩДБАЭЙКУС ЖМПФПЧПДЕГ, ВПМШЫПК ЗПУХДБТУФЧЕООЩК ДЕСФЕМШ оЙЛПМБК зЕТБУЙНПЧЙЮ лХЪОЕГПЧ, УРТБЧЕДМЙЧЩК, ЪБВПФМЙЧЩК, ФБЛФЙЮОЩК ЮЕМПЧЕЛ, ХНЕАЭЙК ЧОЙНБФЕМШОП ЧЩУМХЫБФШ ЧУЕИ, ПФ НБФТПУБ ДП БДНЙТБМБ, Б РПУМЕ УРПЛПКОП, ОЕ ФПТПРСУШ, ОП ЮЕФЛП ЧЩУЛБЪБФШ УЧПЕ УХЦДЕОЙЕ.

у СОЧБТС 1952 ЗПДБ С УФБМ ОБЮБМШОЙЛПН ЫФБВБ 64-К ДЙЧЙЪЙЙ ЛПТБВМЕК ПИТБОЩ ЧПДОПЗП ТБКПОБ, Б ЮЕТЕЪ ЗПД — ЛПНБОДЙТПН ДЙЧЙЪЙЙ. лПНБОДПЧБМ ЖМПФПН бТУЕОЙК зТЙЗПТШЕЧЙЮ зПМПЧЛП. оБИПДЙМЙУШ НЩ Ч вБМФЙКУЛЕ (ВЩЧЫБС ВБЪБ РПДЧПДОЩИ МПДПЛ ОЕНГЕЧ Ч рЙМБХ) — ЬФП 50 ЛН ПФ лБМЙОЙОЗТБДБ (З. лЕОЙЗУВЕТЗ).

ъБДБЮЙ ДЙЧЙЪЙЙ РТЕЦОЙЕ — Ч РЕТЧХА ПЮЕТЕДШ ФТБМЕОЙЕ НЙО, ДПЪПТОБС УМХЦВБ, ВПЕЧБС РПДЗПФПЧЛБ МЙЮОПЗП УПУФБЧБ Й ПВХУФТПКУФЧП ФЕТТЙФПТЙЙ Й УППТХЦЕОЙК ДЙЧЙЪЙЙ. рПУФТПЙМЙ ЛБЪБТНХ, ПФЛТЩФЩК ЛЙОПФЕБФТ, ОБВМАДБФЕМШОП-УЙЗОБМШОЩЕ РПУФЩ. оБ ТБОЕЕ ТБЪТХЫЕООПК ВБЫОЕ ОБ ВЕТЕЗХ ЧИПДОПЗП ЛБОБМБ ПВПТХДПЧБМЙ РХОЛФ ОБВМАДЕОЙС Й ТЕЗХМЙТПЧЛЙ ДЧЙЦЕОЙС ЛПТБВМЕК Й ФТБОУРПТФПЧ, УМЕДХАЭЙИ РП ЛБОБМХ вБМФЙКУЛ-лБМЙОЙОЗТБД. й, ЛПОЕЮОП, ЧПУУФБОПЧМЕОЙЕ ТБЪТХЫЕООПЗП ЧПКОПК ЗПТПДБ.

Страница 2 из 2

НАШИ ГЕРОИ

6 ПОДВОДНИКОВ - ВОСПИТАННИКОВ СОЕДИНЕНИЯ СТАЛИ ГЕРОЯМИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

В апреле 1976 г. за мужество и героизм во время трансокеанского перехода ПЛ с СФ на ТОФ:

1. Командир соединения контр-адмирал КОРОБОВ В. К.
2. Старший политработник контр-адмирал ПАРОДИИ Ю. И.
3. Командир ПЛ капитан 1 ранга ЛОМОВ Э. Д.
4. Командир БЧ-5 ПЛ капитан 3 ранга ТАПТУНОВ Ю. И.

В октябре 1981 г. за мужество и героизм при выполнении специального задания правительства:

5. Командир соединения капитан 1 ранга БАЛТИН Э. Д.
6. Командир ПЛ капитан 1 ранга КУВЕРСКИЙ Л Р.

В 1974 г. контр-адмирал ФРОЛОВ В. П. был избран депутатом Верховного Совета страны.

3 КОРАБЛЯ НАГРАЖДЕНЫ ВЫМПЕЛОМ МИНИСТРА ОБОРОНЫ «ЗА МУЖЕСТВО И ВОИНСКУЮ ДОБЛЕСТЬ»

в 1981 г (командир - капитан 1 ранга Куверский Л. Р.)
в 1982 г. (командир - капитан 1 ранга Журавлев В. А.)

6 РАЗ ПЛ ЗАВОЕВЫВАЛИ ПРИЗ ГК ВМФ ЗА РАКЕТНУЮ СТРЕЛЬБУ:

в 1975 г. (командир - капитан 1 ранга Сергеев В. М.)
в 1976 г. (командир - капитан 1 ранга Толоконников М. В.)
в 1980 г. (командир - капитан 1 ранга Попов Б. А.)
в 1981 г. (командир - капитан 1 ранга Куверский Л. Р.)
в 1983 г. (командир - капитан 1 ранга Попов Б. А.)
в 1987 г. (командир - капитан 1 ранга Ефимов В. Н.)

НАГРАДЫ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК:

1975 г. - (командир - контр-адмирал Фролов В. П.) - награждена переходящим Знаменем Военного Совета СФ, занесена в Книгу Почета СФ;
1976 г. - (командир - контр-адмирал Фролов В. П.) - награждена переходящим Знаменем Мурманского облисполкома;
1976 г. - 2 корабля (командиры капитан 1 ранга Холод Б. В и капитан 1 ранга Ольховиков А. В.) - награждены вымпелом Военного Совета СФ;
1979 г. - (командир - капитан 1 ранга Козинский А.В.) - награждена переходящим Знаменем Военного Совета СФ;
1982 г. - (командир - капитан 1 ранга Журавлев В.А.) - награждена переходящим Знаменем Военного Совета СФ;
1983 г. - соединение объявлено «отличным»;

ЗА 20 ЛЕТНЮЮ ИСТОРИЮ СОЕДИНЕНИЯ:

более 150 подводников награждено орденами и более 270 - медалями;

НА СОЕДИНЕНИИ ПРОХОДИЛИ СЛУЖБУ:

контр-адмирал Балтии Эдуард Дмитриевич - ныне адмирал, командующий Черноморским флотом;
контр-адмирал Коробов Вадим Константинович - впоследетвии начальник штаба Северного флота, ныне адмирал;
контр-адмирал Устьянцев Александр Михайлович - впоследствии вице-адмирал, командующий объединением, начальник гос.приемки ВМФ;
контр-адмирал Белов Юрий Павлович - ныне вице-адмирал, командир Таллинской ВМБ;
капитан 1 ранга Попов Борис Александрович - ныне контр-адмирал, начальник управления кадров СФ;
капитан 1 ранга Стеблянко Анатолий Григорьевич - впоследствии контр-адмирал, начальник политотдела и ВВМУЗ ЛенВМБ;
капитан 2 ранга Захарцев Виктор Иванович - впоследствии контр-адмирал, заместитель начальника Политуправления ВМФ;
капитан 1 ранга Агапитов Владимир Васильевич - ныне контр-адмирал, заместитель командующего - начальник Гражданской обороны СФ;
капитан 1 ранга Татаренко Григорий Александрович - ныне контр-адмирал, первый заместитель начальника штаба СФ;
капитан 2 ранга Юрасов Николай Никитич - ныне контрадмирал, начальник инспекции по ядерной безопасности при МО РФ;
контр-адмирал Чирков Валерий Васильевич - ныне командующий объединением;
контр-адмирал Соколов Николай Борисович - ныне нач. штаба объединения;
капитан 3 ранга Штефанов Дмитрий Борисович - ныне контр-адмирал, Главный штурман Северного флота;
капитан 1 ранга Шилин Юрий Константинович - ныне контр-адмирал, начальник БВМУРЭ им. Попова;
капитан 1 ранга Шауров Александр Алексеевич - впоследствии контр-адмирал, начальник учебного центра в г. Палдиски;
капитан 1 ранга Ольховиков Александр Васильевич - впоследствии контр-адмирал, начальник учебного центра в г. Палдиски.

НАШИ ПЕРЕДОВИКИ

За высокие показатели в боевой подготовке, личную примерность в службе и в связи с 20-летием соединниея:

ОБЪЯВЛЕНЫ БЛАГОДАРНОСТИ:

1. старшему мичману Демьяненко И. А.
2. старшему мичману Лепехову Н. С.
3. капитан-лейтенанту Сергиенко А. Н.
4. старшему лейтенанту Суседько И. Н.
5. капитан-лейтенанту Подмарькову Е. Н.
6. старшему лейтенанту Луца Г. В.
7. мичману Шуплецову С. Б.
8. старшему лейтенанту Юманову Ю. П.
9. мичману Графову С. Н.
10. старшему лейтенанту Конюхову А. В.
11. мичману Гребельнику В. П.
12. мичману Ющенко С. П.
13. мичману Петрову С. А.
14. старшине 1 статьи Савенкову Д. Н.
15. старшему матросу Мухутдинову В. Р.
16. матросу Лахно В. Н.
17. старшему мичману Каретникову Е. Л.
18. старшему мичману Калиничу В. Ф.
19. старшему мичману Морданову Ф. В.

НАГРАЖДЕНЫ ГРАМОТАМИ:

1. капитан 3 ранга Сидашенко О. Г.
2. старший мичман Белянкин Д. Ю.
3. капитан-лейтенант Гущин В. В.
4. капитан 3 ранга Денисов В. А.
5. капитан 3 ранга Петров А. А.
6. старший мичман Коробаев М. А
7. мичман Зверев А. Г.
8. старший мичман Лайко В. Я.
9. капитан 3 ранга Чебанюк А. А.
10. капитан 3 ранга Бузенков П. В.
11. капитан-лейтенант Рудаков В. А.
12. старший мичман Анисимов Г. В.
13. старший мичман Стерхов Ю. Г.
14. старший мичман Адаховский С. В.
15 старший мичман Маслак И. С.
16. старший мичман Береговой А. С.
17. мичман Саяпин Ю. И.
18. капитан 2 ранга Петрикевич М. В.
19. капитан 3 ранга Куценко С. В.
20. старшина 2 статьи Светличенко А. И.

« Первая Предыдущая 2 Следующая Последняя »

-- [ Страница 5 ] --

Минут через сорок наша машина свернула с автострады, и мы въехали в лесной массив, а еще минут через десять подъехали к двухэтажному зданию красивой архитектуры. Это была гостиница высшего военного командова ния. Встречавший нас персонал помог нам устроиться в номерах и предуп редил, что через десять пятнадцать минут нас ждут в столовой. Этого вре мени нам вполне хватило, чтобы привести себя в порядок. Войдя в столо вую, мы увидели за столом генерал полковника ННА ГДР. Это был началь ник военной академии, который также прибыл на проводы адмирала Эмма.

Перекусив с дороги достаточно плотно и выпив по бутылке пива, мы ушли в свои номера. Оставшиеся часы вечера я провел за чтением справочного ма териала по ГДР. Впереди у нас был тяжелый день – день знакомства и встреч с генералами, адмиралами, военными представителями нашей страны, а так же ГДР и ПНР.

Утром, когда мы спустились в столовую, нас уже поджидали генерал полковник – начальник военной академии и военный атташе. Последний передал нам программу мероприятий, в соответствии с которой через два часа мы должны были быть в военной гавани базы Ростока, куда и направились сразу после завтрака.

Прибыв в военную гавань базы, мы увидели подразделения различных родов сил немецкого флота, построенные на плацу и готовые к церемониа лу. Боевые корабли ВМС ГДР, выстроенные в гавани, были украшены фла гами расцвечивания. Под лучами осеннего солнца все выглядело особенно празднично и торжественно. Нас встретили начальник штаба ВМС ГДР и заместитель Эмма – наш вчерашний знакомый.

До начала церемониала осталось еще минут тридцать, и нас пригласили перейти в катер Командующего ВМС ГДР, на борту которого уже находи лись генералы различных стран нашего военного содружества. В числе пер вых, с которыми мне пришлось познакомиться, был Командующий ВМФ ПНР адмирал Петр Колодзейчик. Высокого роста, с плотной фигурой, боль ше похожий на штангиста, с густыми светло русыми волосами и голубыми глазами, он выглядел в парадном мундире достаточно привлекательно. Об менявшись с присутствующими на борту приветствиями, мы с Эдуардом Никифоровичем минут десять пятнадцать вели с ними разговор на общие темы флотской жизни. Каково же было мое удивление, когда в конце бесе ды адмирал Колодзейчик сообщил, что после торжества сразу же уедет в Польшу, сославшись при этом на болезнь жены. Для меня это было крайне непонятно: прибыть сюда и через несколько часов вернуться назад?! Свои ми сомнениями я поделился с Эдуардом Никифоровичем. Выслушав меня он, глядя в сторону, тихо сказал:

– Подожди, еще не то увидишь и тем более услышишь, когда будешь вместе с ними (немцами и полякам – С. Б.) на совместных сборах и маневрах.

Не думал я тогда, что болезненное напряжение и даже вражда между немецкими и польскими военнослужащими так сильны. Но это все я увижу и в полной мере почувствую позже, в служебной и бытовой обстановке. Под ход в оценке друг друга «лучший немец – это убитый немец» (польские офи церы) и «лучший поляк – это мертвый поляк» (немецкие офицеры) далеко не изжил себя.

Находясь в кают компании катера Командующего ВМС ГДР, мы услы шали сигнал большого сбора. Выйдя на палубу, увидели выстроившиеся в парадный ордер корабли с экипажами на борту. От борта флагманского ко рабля отошла шлюпка под веслами и направилась в нашу сторону, к пирсу гавани. По мере ее приближения мы увидели, что она идет под флагом Ко мандующего. И чем ближе она подходила к пирсу, тем отчетливее обознача лись лица гребцов и сидящего в ней адмирала. Как нам сказали, это и был Командующий ВМС ГДР со своими старыми боевыми друзьями, которые доставляли его на веслах к пирсу.

Как только шлюпка коснулась пирса, над гаванью прогремел артилле рийский залп, покатилось дружное «Ура!». Это личный состав подразделе ний различных родов ВМС приветствовал своего Командующего, выходя щего из шлюпки. Вслед за первым залпом прогремел второй, третий и т. д., и под эту канонаду катилось по плацу «Ура!», пока адмирал Эмм не подошел к трибуне. Поднявшись на нее и встав рядом с Министром обороны, он при ветствовал взмахом руки тех, кто стоял в парадном строю.

Ровно в 11.00 утра под звуки горна мы поднялись на гостевую трибуну и вместе с другими гостями, в числе которых были представители руководства Социалистической единой партии Германии и правительства ГДР, Министр обороны ННА ГДР генерал полковник Гоффам, сердечно приветствовали ад мирала Эмма. Это он возглавлял ВМС ГДР в течение тридцати с лишним лет, сделав их значительной составляющей системы обороны страны.

Торжественную церемонию проводов открыл Министр обороны ННА ГДР, который говорил о роли адмирала Эмма в создании современного во енного флота и использовании боевых возможностей последнего на Балтий ском театре военных действий. Выступавшие затем представители руковод ства СЕПГ и правительства ГДР высказали адмиралу самые теплые слова благодарности за его плодотворный многолетний труд. Речь виновника тор жества была краткой и содержала в основном слова признательности за оцен ку его деятельности на посту Командующего и пожелания всем здоровья и дальнейших успехов в боевой готовности сил и средств флота. Закончив речь, он спустился с трибуны, подошел к группе морских офицеров, дер жавших на руках флаг Командующего ВМС ГДР, взял его и передал своему бывшему начальнику штаба вице адмиралу Хоффману, ставшему новым Командующим. Вновь по рядам подразделений покатилось мощное «Ура!», которое перекликалось с артиллерийскими залпами. Так личный состав про щался со своим Командующим.

Получив флаг, новый Командующий вместе с адмиралом Эммом поднял ся на трибуну и произнес ответную речь, по окончании которой началось торжественное прохождение войск.

По завершении церемониала нас пригласили в дом офицеров, где в боль шом зале были накрыты столы с многочисленными спиртными напитками.

Наши места были недалеко от тех, что занимали руководители: Министр обороны, адмирал Эмм, значительная часть генералов Генерального штаба ННА ГДР, советские генералы из Варшавского договора и Войск Западного направления. Напротив нас сидели командиры первой, второй, третьей и четвертой флотилий ВМС ГДР. Они дружно поднимали свои рюмки, при ветствуя каждый очередной тост. При этом, всякий раз вставая, они смот рели на нас и, видимо, по человечески нам сочувствовали. Что делать – борьба с пьянством, развернутая в нашей стране, давала о себе знать и в пол ной мере отражалась на нашем поведении.

По окончании торжественного обеда значительная часть гостей, в том числе и мы, была доставлена на катер Командующего. Нам предстоял выход в море для участия в проведении второй, но уже морской части церемонии проводов адмирала Эмма. Стоя на верхней палубе катера, мы наслаждались свежестью морских волн и легким дуновением ветра, что как нельзя лучше соответствовало нашему послеобеденному состоянию, и не заметили, как к нам подошел адмирал Эмм вместе с военным атташе.

– Как самочувствие ваше? – спросил он, протягивая нам руку.

– Спасибо! Вот любуемся морской природой, – ответил Эдуард Ники форович, пожимая руку адмирала.

– Ну, ничего, минут через пятнадцать будем на месте. Корабли постро ены, попрощаемся с ними и вернемся назад. Поедем в гостиницу, где вы остановились, там и продолжим наш разговор, сказал он мягким голосом и пошел в сторону командирского мостика.

В течение этих нескольких минут я рассмотрел этого пожилого человека.

Чуть ниже среднего роста, с большой седой головой и голубыми глазами, он больше был похож на коммерсанта преклонного возраста, нежели на флотовод ца. Его относительная полнота придавала ему особую мягкость в движениях.

Через двадцать минут наш катер под флагом Командующего засто порил ход и лег в дрейф. В наступившей тишине были слышны только крик чаек и шипение волн, бьющихся о борт. Затем до нас долетели звуки ревущих турбин, и на горизонте показались силуэты морских кораблей.

По мере их приближения звук усиливался, и мы уже четко различали классы кораблей. Впереди с приспущенными флагами неслись по вол нам суда на воздушной подушке. Это корабли морских десантных сил отдавали честь своему уже бывшему Командующему. За ними также на полном ходу пролетели торпедные и ракетные катера, затем малые ракет ные корабли, тральщики. Замыкали парадный проход сторожевые кораб ли. Все он, идя на полном ходу с приспущенным флагом и прощальными гудками, производили достаточно приятное впечатление. Что греха та ить, те проводы, которые мы видели, в корне отличаются от проводов, которые организованы у нас при прощании со своими адмиралами фло товодцами. «Есть чему поучиться», – думал я, стоя на верхней палубе… Минут через тридцать наш катер вновь пришвартовался к пирсу га вани, где нас ожидали машины. Спустя минут сорок мы уже сидели за столами, полными всяких яств и спиртного, и вели разговоры о нашей жизни, совместной деятельности. За первым столом сидели Министр обо роны ННА ГДР, начальник Генерального штаба ННА ГДР, адмирал Эмм, вице адмирал Хоффман – новый Командующий ВМС ГДР, два генерал полковника из Варшавского договора и Войск Западного направления.

Вместе с ними за столом находился и Эдуард Никифорович, который от имени Главнокомандующего ВМФ СССР, Адмирала флота Советского Союза Горшкова Сергея Георгиевича вручил адмиралу Эмму самовар.

За вторым столом сидел я вместе с начальником Главпура ННА ГДР и начальником политуправления ВМС ГДР. Мне впервые пришлось нахо диться в кругу таких ответственных должностных лиц, тем более братс кого боевого содружества. С самого начала нашего разговора меня при ятно удивило, что они знают почти все о моей прежней служебной дея тельности. Вместе с тем, те серьезные, проблемные вопросы, которые поднимались в ходе нашей беседы, не позволяли мне ни на минуту рас слабиться. Более того, я не раз благодарил судьбу за то, что дала возмож ность учиться в стационарных условиях в военных академиях и ранее слу жить на самом боевом флоте страны.

Вернувшись в политуправление флота, я ознакомился с кругом сво их предстоящих обязанностей. А он был достаточно широк. Прежде все го, мне предстояло курировать все боевые дела, идущие на флоте, и в пер вую очередь – состояние сил, находящихся на боевом дежурстве и боевой службе. Вопросы отработки курсовых задач, боевых стрельб, различного рода учений, а также деятельность народного контроля флота также были на моей ответственности. Особое место занимали вопросы взаимодей ствия с братскими флотами, осуществлявшегося по специальному плану в рамках Объединенного балтийского флота. Для выяснения причин, свя занных с чрезвычайными происшествиями, входящими в перечни №№ и 2, мне предписывалась ведущая роль в созданной для этой цели опера тивной группе. О мере ответственности этой группы свидетельствуют до кументы, которые подлежали отправке в ЦК КПСС и Министру оборо ны по истечении одних или трех суток после «ЧП». Командованию флота эти документы должны были уходить за моей подписью. Вся острота дан ного вопроса заключалась в том, чтобы не ошибиться в оценках проис шедшего, так как вслед за моей группой сразу начинали работать воен ная прокуратура и особые отделы. Помимо этих обязанностей, мне пред писывалось курировать деятельность командования эскадры подводных лодок, морской пехоты, десантных сил и строительных частей. Понимая меру ответственности, которая на меня возложена, я приступил к вы полнению своих новых обязанностей.

Ознакомившись с соединениями и частями главной базы Балтийс кого флота – Балтийской военно морской базы, авиации флота, частями и подразделениями Калининградского гарнизона, органами управления штаба флота, тыловыми частями и строительными подразделениями, через два месяца я вылетел в Таллиннскую военно морскую базу. Вместе со мной были офицеры штаба флота и строительных частей, которым предстояло познакомиться с работой командования базой по благоуст ройству частей гарнизона и проанализировать ход боевой подготовки. В это время во главе Таллиннской ВМБ находился вице адмирал Белов Юрий Павлович, хорошо знакомый мне по совместной службе на Север ном флоте. Познакомившись с тем, как выполняется план боевой подго товки и какие бытовые условия созданы для личного состава кораблей и частей, а также изучив ход строительства новых объектов, мы стали гото вить материал для разбора с командно политическим составом базы. Раз бор планировали провести в понедельник, в первой половине дня.

В субботу утром, как и в дни рабочей недели, я прибыл к оператив ному дежурному базы и взял у него суточные планы боевой и политичес кой подготовки на субботу и воскресенье. Каково же было мое удивле ние, когда увидел, что в эти дни на одной из подводных лодок в бригаде, находящейся в г. Палдиске, проводится прием первой курсовой задачи!

А удивляться было чему. Во первых, я, курируя на флоте вопросы бое вой подготовки, оказался в неведении, что в этом соединении по плану проводится такое мероприятие. Во вторых, по опыту предыдущей служ бы я знал, что подобного рода мероприятия, как правило, в выходные дни не проводятся, так как для их обеспечения требуется работа всех ор ганов управления и частей тыла, мало того, они согласовываются со шта бом и политуправлением флота.

Учитывая все это, а также то, что в этом гарнизоне еще не был, я принял решение выехать на корабль, а заодно и познакомиться с гарнизоном, тем более что на его территории находился один из основных центров Военно Морского флота по подготовке экипажей для атомных подводных лодок.

Откровенно говоря, на территории бригады подводных лодок я ожидал увидеть обычную для такого мероприятия картину: чистый, покрашенный свежей краской корпус, чистый трап с тактическим номером корабля, напи санным на чистом брезенте, чистый военно морской флаг на флагштоке бо евой рубки, чисто одетые, с новыми повязками на рукавах верхний вахтен ный и дежурный по подводной лодке и так далее. Однако, как ни старался разглядеть, ничего подобного не увидел. Всюду царили тишина и спокой ствие. Подводные лодки сиротливо стояли у пирсов, как будто ожидая свои экипажи.

Выйдя из машины, я обратился к двум проходящим мимо мичманам с вопросом, где стоит интересующая меня подводная лодка, и направился к ней, прислушиваясь к шуму, который доносился из прочного корпуса кораб ля. Никакого верхнего вахтенного не было видно, так же как не было на флагштоке и военно морского флага. Более того, на стоящей у пирса под водной лодке не были подняты ни гюйс, ни флаг!!! «О каком приеме можно говорить здесь? – думал я, шагая по пирсу. – Это просто издевательство над первой курсовой задачей, на подготовку к сдаче которой экипажу отводится два месяца».

Видя, что никого на верхней палубе и в боевой рубке нет, я попросил инспектора политотдела базы капитана первого ранга В. В. Филиппова, сопровождавшего меня, подняться на рубку и достучаться до тех, кто нахо дился внутри. Спустя несколько минут на мостике показалась фигура в тем но синем костюме и пилотке. Взмахом руки я показал этому человеку, чтобы он спустился. Через минуту ко мне подошел сухощавый, среднего роста мо лодой человек и представился. По его докладу я понял, что он переподго товщик, и спросил его:

– Что Вы здесь делаете, товарищ старший лейтенант? Вы ведь переподго товщик и не допущены к самостоятельному несению дежурства по кораблю.

– Так точно, – спокойно ответил офицер.

– Вы на корабле служите недели две? – вновь спросил я его.

– Так точно, сказал он, переминаясь с ноги на ногу.

– А что сейчас делается на подводной лодке, какой сигнал тревоги отра батывал личный состав вахты?

– Это мой помощник, старшина команды трюмных, мне сказал, чтобы я сидел в центральном посту и не мешал ему проводить отработку вахты, слегка начав волноваться, ответил старший лейтенант.

– Хорошо, – после небольшой паузы произнес я. – Сейчас Вы спусти тесь вниз, дадите команду отбоя учения, приведете все механизмы в исход ное положение. Одновременно доложите дежурному по живучести, чтобы на корабль прибыл кто либо из его командиров. До тех пор, пока они ни прибудут на борт, ему, дежурному по живучести, находиться на борту. Запи шите все это в вахтенный журнал. Подпись поставьте мою: контр адмирал Беляев, заместитель начальника политуправления флота, – сказал я и отъе хал в штаб бригады.

Войдя в штаб и приняв доклад от дежурного, что все идет по плану, я попросил его представить мне суточный план. Просмотрев его и убедив шись, что прием задачи Л 1 есть, я спросил дежурного:

– А что, на подводной лодке идет прием задачи Л 1?

– Так точно, – не моргнув глазом, ответил он.

– И на ней находится весь экипаж, офицеры штаба и тыла бригады?

– Так точно, все находятся там, – все так же бойко отвечал дежурный.

Я смотрел на этого молодого, симпатичного капитана третьего ранга, старпома на одной из подводных лодок этой бригады, который так бессове стно врал мне. Что заставляло его это делать: незнание обстановки или страх перед начальниками, а может, и то, и другое, вместе взятое?

– Как Вам не стыдно? Зачем Вы меня пытаетесь обмануть? Ведь Вы же морской офицер и прекрасно знаете значение первой курсовой задачи для эки пажа, – как можно спокойнее проговорил я. – На корабле этом я уже побы вал, там нет никого, кроме не допущенного стажера и вахты. И Вы здесь, на разводе суточной вахты, не увидели или не захотели увидеть, что офицер не имеет допуска к самостоятельному несению дежурства по кораблю. Вы же стар ший офицер, старпом подводной лодки, а сейчас дежурный по соединению, а действуете совершенно безответственно. Вызывайте сюда командование бри гады, – сказал я, садясь за стол дежурного по бригаде. – Да, и дайте команду, чтобы мне принесли все суточные планы за последний месяц.

Просматривая журнал с суточными планами боевой и политической подготовки, я, к своему удивлению, обнаружил, что прием задачи Л 1 на других подводных лодках бригады также осуществлялся по субботним и вос кресным дням, то есть тогда, когда представителям штаба эскадры подвод ных лодок, находящемуся в Лиепае, выбраться в бригаду непросто. Налицо был упрощенческий подход к боевой подготовке, что расхолаживало офи церов штаба, экипажей кораблей, которые понимали, что можно не напря гаться. «Очковтирательство глубоко проникло в среду не только командова ния, офицеров штаба, но и партийных организаций», – думал я, ожидая командование бригады.

Первым, кто прибыл, был начальник штаба бригады. Минут через де сять после него появился командир соединения подводных лодок капитан первого ранга Б ий. Последним в комнату дежурного, где я находил ся, вошел начальник политотдела капитан второго ранга К в. Среднего рос та и плотного телосложения, с круглой головой, покрытой густыми, светлы ми волосами с пробором на левой стороне, он производил приятное впечат ление. Его густой и твердый голос свидетельствовал об умении командовать и распоряжаться. Он был на хорошем счету у руководства политуправления флота, прошел аппаратную работу и был выдвинут на должность началь ника политотдела бригады. Более того, его кандидатура рассматривалась на вакантную должность начальника отдела боевой службы политуправления БФ. Учитывая, что, возможно, в недалеком будущем мне предстоит рабо тать с ним как с моим прямым подчиненным, я внимательно рассматривал его. При этом я пытался объяснить себе причины, по которым политотдел самоустранился от процесса боевой подготовки, понять, сознательно ли про исходит развал партийных организаций штаба и подводных лодок. Размыш ляя над этим и ответами командира и начальника штаба бригады, я спросил их, как они сами оценивают ситуацию и возможные ее последствия для них лично. После непродолжительного и тягостного молчания командир брига ды произнес:

– Товарищ контр адмирал, во всем виноват я, мне и нести ответствен ность.

Откровенно говоря, мне хотелось услышать это от начальника поли тотдела, как принято говорить, «совести» бригады. Но «совесть» молчала, переминаясь с ноги на ногу. Вместе с тем, прямой ответ командира соедине ния нельзя было не оценить по достоинству, и, как можно спокойнее, я сказал:

– То, с чем я столкнулся здесь, у вас, а именно с циничным очковтира тельством, которое разлагающе действует не только на командно полити ческий, но и на весь личный состав бригады, может вызывать только чув ство отвращения. И вы, естественно, должны нести ответственность за по следствия такой деятельности.

С горьким осадком на душе возвращался я в г. Таллинн, в военно морс кую базу. Откровенно поделившись своими впечатлениями с командиром вице адмиралом Юрием Павловичем Беловым, посоветовал ему пересмот реть свое отношение к бригаде подводных лодок, иначе возможно серьез ное «ЧП».

– Я понимаю, Юрий Павлович, – говорил я, в частности, – что бригада находится в твоем оперативном подчинении, но ты хотя бы периодически посылай туда офицеров своего отдела устройства службы, чтобы они «встря хивали» местных руководителей. А вот что мне докладывать командующему и члену Военного совета флота, нам с тобой надо подумать.

Говоря так, я хорошо понимал пикантность ситуации. Доложить, как есть, все руководство бригады лишится должностей, будут приняты серьез ные меры и к командованию эскадры подводных лодок, где начальником штаба мой однокашник по училищу, а ныне контр адмирал Валерий Алек сандрович Шестаков, да и командиру Таллиннской ВМБ достанется прилич но. Вместе с тем, среди руководящего командно политического состава флота найдется немало тех, кто будет говорить: мол, опять «северянин» роет здесь вовсю, пытаясь утвердиться. (А подобного рода информацию я уже получил от некоторых уважаемых мною офицеров и адмиралов штаба флота).

С такими вот раздвоенными чувствами я вернулся в штаб флота. Сразу, как только появился в своем рабочем кабинете, ко мне пошли «ходоки» в защиту начальника политотдела бригады К ва. Все они пытались убедить меня в том, какой он «правильный» и что во всем виноват комбриг, а также в том, что лучшего начальника отдела боевой службы мне не найти. В числе таких «ходоков» был и первый заместитель начальника политуправления флота капитан первого ранга П.В. Кашаускас.

В результате я счел целесообразным сделать доклад командованию фло та более обтекаемым, что, откровенно говоря, всех устраивало. Что же касается К ва, то я вынужден был согласиться с позицией члена Военного совета флота, знавшего его с лейтенантской поры. Забегая далеко вперед, не могу не сказать, что данный офицер, кроме поставленного голоса и умения войти в доверие к вышестоящему начальнику, ничего путного и полезного для подчиненных делать не умел и не хотел. Всю свою энергию и свой силы он направлял на то, чтобы всегда быть в поле зрения командования флота и незамедлительно делать то, что оно пожелает. Эти качества, очень далекие от качеств, необходимых офицеру и тем более офицеру воспитательных струк тур, и позволили ему подняться «наверх» и стать вице адмиралом. А помог ли ему в этом в первую очередь новый командующий Балтийским флотом адмирал В. Г. Егоров и первый заместитель Главнокомандующего ВМФ ад мирал И. В. Касатонов. Я же все последующие годы совместной с ним служ бы, до самой моей болезни, видел в нем посредственного офицера с невы сокой профессиональной подготовкой, склонного к силовому и быстрому решению болевых вопросов, жадному до власти и пренебрегающегоинтере сами сослуживцев, тем более подчиненных. Я не раз ругал себя за то, что тогда, когда надо было снимать его с должности за развал бригады подвод ных лодок, не устоял под давлением со стороны офицеров штаба и политуп равления флота.

В конце мая 1988 года нашей семье была предоставлена небольшая трех комнатная квартира в доме, расположенном почти в центре города. До того времени мы жили в двухкомнатной квартире одного из офицеров политуп равления и, естественно, переселились быстро. Единственное неудобство было в том, что Владику пришлось менять школу, но и эта проблема была решена.

В июле того же года я в составе оперативной группы офицеров штаба и Политуправления флота впервые прибыл в ставку наших Войск Западного направления, где под руководством Главнокомандующего ВЗН Маршала Советского Союза Николая Васильевича Огаркова проводился оперативно мобилизационный сбор командования военных округов (Прибалтийского, Ленинградского, Белорусского, Киевского), групп (Северная группа войск, группа советских войск в Германии, Центральная группа войск) и Балтий ского флота.

Ввиду служебной необходимости командующему Балтийского флота адмиралу Иванову Виталию Павловичу и члену Военного совета – началь нику политуправления БФ вице адмиралу Корниенко Анатолию Иванови чу было разрешено прибыть на сбор только на третий день, и мне поручили возглавить группу и решать до командования все текущие вопросы.

Ставка ГК ВЗН (Главнокомандующего войсками Западного направления) маршала Советского Союза Огаркова Николая Васильевича 22.08.2001г.

С прибытием в ставку ГК ВЗН, после нашего устройства, я обратился к дежурному генералу с просьбой ознакомить меня с планом предстоящего сбора и участия в нем оперативной группы Балтийского флота. Поняв из до кументов, что нам отведена пассивная роль, как говорится, «работа на при ем», я поинтересовался, можно ли мне встретиться с однокашником по Во енной академии Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова генерал май ором Анатолием Титовичем Овчинниковым, проходящим службу здесь, в ставке ГК ВЗН. Мне ответили, что в настоящее время генерал руководит тан ковыми стрельбами и с ним можно связаться только по рации. Я, безуслов но, воспользовался такой возможностью.

– Я слушаю Вас, – как и прежде, ровным, спокойным голосом ответил Анатолий Титович.

– Это я тебя слушаю, – ответил слегка повышенным тоном я. – Или уже не узнаешь матросов Красного флота?

– Матрос! Это ты… Как ты здесь оказался?

Пришлось кратко объяснить цель своего приезда в ставку и свою роль в данный момент. Выслушав, он сказал, что пришлет через полчаса за мной машину, которая отвезет меня к нему домой и что Людмиле Афанасьевне (жене) он сейчас позвонит, а боевые стрельбы скоро закончатся.

Пришлось вновь объяснять, что я сейчас не один, со мной еще пять че ловек, и было бы неплохо показать им достопримечательности города, а по возможности, и помыть их после суточного пребывания в вагоне. Он меня понял, и через несколько минут я передал своим офицерам указание быть готовыми к убытию в город. Минут тридцать спустя, к нашему корпусу подъе хали две черные «Волги», и мы покинули пределы административной зоны ставки. К сожалению, я так увлекся предстоящей встречей со старым при ятелем, что забыл доложить дежурному генералу о нашем убытии и времени возвращения в часть.

По выезде из административной зоны наши машины взяли разные на правления. Та, где был я, поехала в дом, где жил мой друг (А. Т. Овчинников был начальником штаба армии), а другая, в которой находились офицеры, отправилась в город.

Минут через пятнадцать машина со мной и адъютантом Овчинникова въехала во двор особняка, где нас встретил солдат, как выяснилось позже, ответственный за содержание данного дома. Пока мы с адъютантом подни мались на высокое крыльцо, открылась входная дверь, и появилась Людми ла Афанасьевна. Казалось, за четыре года, что мы не виделись, она нисколь ко не изменилась. Такая же, как и прежде, в меру полненькая брюнетка с внимательными карими глазами и приятным голосом. Она пригласила нас в дом, сообщив, что Анатолий Титович прибудет минут через пятнадцать двад цать, а за это время она покажет мне их житие бытие. Описывать их быт я не буду, скажу лишь, что жили они в трехэтажном особняке с большим подваль ным помещением, где, помимо угля и дров, находились стиральная машина с сушилкой и парилка с душем. Весь этот комплекс обслуживался одним сол датом срочной службы, который был расписан здесь по штату военного вре мени.

Пока Людмила Афанасьевна показывала обширные апартаменты и от вечала на мои вопросы относительно судьбы ее матери, Анны Ильиничны, и сына Алексея, появился Анатолий Титович. Седой, выше среднего роста, за горевший в полях, он выглядел, как истинный боевой генерал. Наша встре ча была теплой и открытой. Мы говорили по всем вопросам нашей служеб ной деятельности и личной жизни. Обильное застолье не мешало обменять ся мнениями в оценках прошлого и возможного будущего… Время быстро катилось к полуночи, и надо было возвращаться. Анато лий Титович выяснил, где находятся офицеры моей оперативной группы (а они после осмотра достопримечательностей были в сауне), и приказал со провождающему их офицеру ждать моего приезда.

Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, я в сопровождении адъ ютанта быстро доехал до места. Офицеры группы были уже в сборе, и мы на двух машинах убыли в административную зону Ставки. Как только мы в нее въехали и вышли из машин, ко мне буквально подбежал все тот же дежур ный генерал и сообщил, что Маршал Советского Союза Н. В. Огарков вмес те с членом Военного совета – начальником политуправления войск Запад ного направления генерал полковником В. В. Уткиным обходили все опера тивные группы и была высказана озабоченность в связи с нашим отсутстви ем. «Они, – добавил генерал, – оставили у Вас в номере записку».

Записка лежала на столе и гласила: «Вам завтра выступать на сборе по книге М.С. Горбачева «Перестройка и новое мышление в военном деле».

Говорить о том, что эту книгу мы еще в глаза не видели, нет надобности, а вот выступать на таком высоком уровне надо было обязательно. Это пони мали все присутствующие. Наговорившись вдоволь о непростой ситуации, в которую попала наша оперативная группа, мы приняли решение: материал готовят и офицеры, и я, а через два часа встретимся и обсудим концепцию выступления.

Проводив товарищей из номера, я принял душ, подготовил письменные принадлежности и стал обдумывать структуру выступления. Было ясно, что надо в полной мере использовать опыт перестроечной работы командова ния и политорганов Северного флота, где мне пришлось служить все преды дущие годы, а не опыт командования и политорганов Балтийского флота, на котором я находился всего семь месяцев. Именно на примерах соединений и объединений подводных лодок и надводных кораблей Северного флота мож но было показать те особые подходы в практической работе командования и политорганов, которые присущи перестроечной деятельности. А такие при меры имели место и на дивизии атомных подводных лодок 1 й флотилии, и на 4 й эскадре подводных лодок, где мне пришлось служить по окончании академии Генерального штаба.

Конечно, мне хотелось иметь более яркую картину и по Балтийскому флоту, но моя информация и тот материал, который через два часа на двух страничках представили офицеры, были гораздо беднее, чем тот материал, которым я располагал по Северному. С учетом этого основной упор в своем выступлении я сделал на опыт предыдущей моей службы.

К утру материал практически был готов. Я чувствовал, что тема раскры та. Она «дышала» реальностью и определенной свежестью и соответствовала уровню собравшихся в аудитории. С этими мыслями и направился в Дом офи церов, где должна была пройти научно практическая конференция.

Как только я вошел в фойе дома офицеров, увидел Маршала Советского Союза Н.В. Огаркова, беседующего с командующими военными округами.

Подошедший ко мне дежурный распорядитель сборов передал, чтобы я пред ставился Маршалу, и я тот час же направился к нему. Не доходя до беседую щих метра два, остановился и, извинившись за то, что прерываю беседу, как можно четче обратился к Огаркову:

– Товарищ Маршал Советского Союза! Контр адмирал Беляев – стар ший оперативной группы Балтийского флота. Прибыл по Вашему приказа нию.

Он повернулся ко мне, и я увидел на его лице приятную улыбку. Мяг ким, спокойным голосом он спросил меня, как мы, балтийцы, вчера отдох нули в отличие от других оперативных групп. При этом легким движением руки он показал на стоящих рядом с ним генерал полковников – командую щих округами Северо западной группировки советских войск.

– Спасибо, товарищ Маршал, – ответил я. – Мне хотелось бы от имени офицеров группы поблагодарить Вас за нормальное бытовое устройство и ту возможность, которая нам была предоставлена для осмотра здешних дос топримечательностей.

– Хорошо, идите к члену Военного совета генерал полковнику Уткину и доложите ему обо всем. Он ждет Вас на сцене, – сказал Маршал и повернул ся к своим собеседникам.

Я пошел на сцену. За кулисами мне встретились нескольких генерал полковников.

– А вот и пропавшие матросы, – увидев меня, сказал один из них. – Идите к нам и доложите о ваших путешествиях. – Голос его был ровный и несколь ко высокий.

Подойдя к ним почти вплотную, я представился и, не дожидаясь вопро сов, обратился к говорившему со мной генерал полковнику.

– Товарищ член Военного совета! По поручению офицеров оператив ной группы Балтийского флота позвольте выразить Вам нашу благодарность за предоставленную нам возможность ознакомиться с достопримечательно стями города. Многое для нас здесь оказалось поучительным. Обо всем, что мы здесь увидели и услышали, доложим командованию флота, а также ко мандирам соединений и частей для учета в своей практической деятельнос ти, – на одном дыхании сказал я.

– Хорошо, – ответил он, протягивая руку и внимательно глядя мне в глаза. – А к выступлению Вы готовы? Мы вчера с Маршалом обходили все группы, а вот вашу найти не смогли. А чтобы участники сбора знали Вас, мы и оставили Вам записку. Вы читали ее? – по прежнему спокойным голосом спросил он.

– Так точно, читал! – ответил я.

– А к выступлению готовы?

– Тогда Вы будете выступать третьим после командующего Белорусским военным округом, а пока идите к своим офицерам, добавил он и повернул ся к собеседникам.

Действительно, мне пора было идти к своим офицерам, так как зал на чал потихоньку заполняться.

Несмотря на вчерашнюю баню и значительную дозу спиртного, все мои были в форме. Но отсутствие командования флота и мое предстоящее выс тупление все же сказывались на их душевном состоянии. Им, естественно, хотелось достойно выглядеть здесь, среди «зеленой армейской массы», ос новную часть которой составляли полковники и генералы, неплохо знав шие друг друга. На их фоне мы выглядели одиноко, небольшой стайкой птиц черно белого покрова.

После доклада, сделанного Маршалом Огарковым, и двадцатиминут ного перерыва начались выступления участников сбора. Первым выступил командующий Ленинградского военного округа, за ним на трибуну вышел командующий Белорусским военным округом, а затем слово предоставили мне. Безусловно, я волновался, но постепенно мной овладевало чувство уве ренности. Я видел весь наш генералитет, задействованный на западном (на товском!) направлении, видел их внимательные лица и тот интерес, с кото рым они слушали меня. Внимание было неподдельным, а значит, был уве рен я, говорю по делу.

В принципе я и говорил о том, что мы действительно делали в пере строечные годы на дивизии и эскадре подводных лодок Северного флота, и это отмечали в своей работе ответственные сотрудники Военного отдела ЦК партии, многочисленные инспектирующие группы. Закончив свое выступ ление, я хотел быстро уйти с трибуны, но член Военного совета, ведущий после перерыва конференцию, задержав меня на несколько минут на трибу не, говорил о том, что многое из того, о чем было сказано мною, следует всем активно внедрять у себя в войсках. Как только я добрался до своего ме ста и сел в кресло, ко мне потянулись руки офицеров нашей группы, кото рые искренне радовались и благодарили за то, что не подвел Балтийский флот.

После выступления других представителей командования округов и групп был объявлен перерыв, в течение которого неизвестные мне генералы и полковники также жали мне руку и благодарили за деловое выступление. Я же думал об одном: удачное мое выступление по книге, которую я еще и в руках не держал, базируется на том добром фундаменте, который заложили сотни, а может быть, и тысячи людей в ходе совместной службы и учебы. И этот опыт я должен активно передавать людям, занимающим ответственные должности в своих войсках… Через два дня, как ожидалось, на сборы прибыло и командование нашего флота. После обеда, во время перерыва между практическими за нятиями к нам в группу прибыли командующий и член Военного совета – начальник политуправления БФ. Как старший группы я доложил им о проделанной за эти дни работе, после чего командующий флотом адми рал Иванов Виталий Павлович сказал, что мы молодцы, не подвели флот и что во время обеда Маршал Советского Союза Н.В. Огарков высоко оценил мое выступление на конференции. Я же вновь подумал, что луч ше не решать такие внезапно возникающие задачи, а готовиться к ним заранее. Однако, как показала в дальнейшем служба, этому желанию не суждено было осуществиться, так как чаще всего приходилось решать именно такие задачи.

В сентябре 1988 года пришла телеграмма из Главного Политического управления СА и ВМФ, в которой мне предписывалось убыть в Москву, на двухмесячные курсы повышения квалификации. Эти курсы проводились на базе Военно политической академии имени В.И. Ленина. Откровенно гово ря, я был несколько удивлен этому вызову, так как с момента окончания мною академии Генерального штаба прошло только три с половиной года.

Но делать нечего, и я отправился на учебу. Мое прибытие на курсы вызвало у их руководителей вопросы: зачем я приехал и кто меня вызывал на учебу?

В конце концов, меня все таки оставили в списках слушателей и вместе с другими адмиралами, генералами и старшими офицерами разместили в гос тинице Центрального дома Советской Армии.

В течение последующих двух месяцев нам читали лекции, проводили с нами семинары, организовывали различного рода экскурсии в музеи и на выставки. На выходные (суббота и воскресение) я, как правило, уезжал к своим родным в город Ступино, что находится в двух часах езды от Москвы.

Когда пошла последняя неделя занятий, вдруг объявили, что нам предстоит сдавать экзамены по всему прочитанному циклу. Ах, какой шум поднялся в аудитории! Подавляющее большинство, пытаясь перекричать друг друга, хотело выяснить, от кого исходит такая инициатива. Ведь все предыдущие годы слушатели писали рефераты, а здесь вдруг экзамен! Оказалось, что дан ное решение утверждено Министром обороны и Начальником Главного по литического управления СА и ВМФ и что экзамены будут принимать наши преподаватели – полковники. После данного разъяснения шум стих, и, по скольку это меня несколько удивило, я спросил сидящих рядом со мной ге нералов, почему они так быстро замолчали. Ответ был обескураживающим:

мол, не может полковник знать больше генерала, такого в армии не бывает.

В июне 1989 года на базе Балтийского флота проходила отработка сил Объединенного Балтийского флота (ОБФ). В соответствии с планом Гене рального штаба Вооруженных Сил СССР, в состав этих сил входили части (корабли, подводные лодки, авиация и т.д.) и подразделения различных обес печивающих сил Военно Морского флота Польской Народной Республики, Военно Морских сил Германской Демократической Республики и Балтий ского флота. Это оперативное объединение создавалось на случай возник новения военной угрозы на Балтийском театре военных действий. Местом проведения данного сбора была установлена акватория Таллиннской воен но морской базы. Руководил совместными учениями командующий Балтий ским флотом адмирал Иванов Виталий Павлович, а я был его заместителем по политической части.

Отработка сил по различным видам боевой подготовки, артиллерий ские, торпедные и ракетные стрельбы, проводка кораблей к пунктам высад ки десанта, боевое траление, отработка экипажей кораблей на свою живу честь и целый ряд других мероприятий прошли достаточно организованно и без каких либо чрезвычайных происшествий, чему в немалой степени спо собствовала политическая работа среди личного состава. О результатах дей ствий на учении мы ежедневно докладывали в Главный штаб и Политуправ ление Военно Морского флота.

В конце второй недели учения от офицеров особого отдела базы мне поступила информация о готовящейся руководством народного фронта Эс тонии пресс конференции по теме «Оценка пакта о ненападении, подпи санного Молотовым и Риббентропом». Командующим флотом адмиралом В. П. Ивановым было принято решение о моем негласном участии в пресс конференции. И вот я в гражданской одежде сижу в небольшом зале какого то заведения и слушаю лидеров народного фронта Эстонии, говорящих о коварных действиях руководства Советского Союза в предвоенный период, о якобы существовании секретного приложения к данному пакту, обнару женного спецслужбами западных стран. Лидеры народного фронта намере ны активно доводить данную информацию до населения своей республики.

Все услышанное, безусловно, надо было довести до наших руководителей, и мы отправили телеграмму в Москву. Как показали дальнейшие события, тема пакта «Молотов Риббентроп» в Прибалтийских республиках стала осново полагающей в антисоветской (антироссийской) пропаганде, что ускорило их выход из состава Советского Союза.

Вопрос о роли народных фронтов в Прибалтийских республиках и по следствиях их активизации для Советского Союза несколько прояснил пер вый секретарь Калининградского обкома КПСС. Вместе с начальником штаба вице адмиралом В. А. Колмагоровым и бывшим командующим Бал тийским флотом адмиралом В. В. Михайлиным мы прибыли в обком, что бы поздравить его с днем рождения. За столом началась беседа о наиболее острых политических проблемах. Так как вопрос выхода Прибалтийских рес публик из состава Советского Союза уже обретал реальные очертания, ад мирал В. В. Михайлин на правах старого друга обратился к первому секре тарю с вопросом:

– Виктор Васильевич! Ты когда наведешь порядок у этих прибалтов? Что они все орут и плюют в нас, а мы все терпим и не делаем каких либо шагов, достойных нашей державы?

Чуть помолчав и громко вздохнув, тот ответил:

– А что я могу сделать, дорогой мой Владимир Васильевич? Подобного рода вопрос я на прошлой неделе, будучи на Пленуме ЦК КПСС, поставил перед Бразаускасом (Первый секретарь Коммунистической партии Литвы – С. Б). Так он мне ответил, что вчера заходил к Михаилу Сергеевичу Горбаче ву (Генеральный секретарь ЦК КПСС – С. Б.) и спросил его, что ему делать, когда его по прилете в Вильнюс будет встречать на аэродроме стотысячная толпа, требующая выхода республики из состава Советского Союза? В ответ на вопрос, какие будут установки, А. Н. Яковлев (секретарь ЦК КПСС С.

Б.), присутствовавший в кабинете Генсека, сказал: какие, мол, нужны ука зания от Центрального Комитета? Сейчас пора демократии, вот и действуй, как считаешь нужным.

После этой информации наступила тишина. Каждый из нас обдумывал услышанное.

– Ну вот, видишь, как все непросто сейчас, – вновь произнес первый секретарь и, помолчав немного, вдруг спросил адмирала Михайлина:

– А ты сам какой выход видишь из данной ситуации?

– Мне совершенно ясно: чтобы удержать ситуацию и не допустить раз вала Советского Союза, нужно срочно ставить во главе страны сильную лич ность, – на одном дыхании выпалил адмирал.

– И фигуру какого же масштаба ты видишь, Владимир Васильевич?

– Я думаю, в настоящее время во главе партии и страны должна стоять фигура сопоставимая с фигурами Сталина или Жукова, – опять же не разду мывая, ответил бывший командующий Балтийским флотом.

Слушая этот диалог, я тогда подумал, что адмирал слишком круто взял, что сравнительно молодой Генсек с помощью здоровых сил в Центральном Комитете еще способен выровнять ситуацию в стране. И только с годами, когда все уже произошло, я понял, как был прав Владимир Васильевич Михайлин, державник по духу, воин по профессии.

О нарастании негативных тенденций в обществе и в Вооруженных Си лах, в частности, говорилось в острой форме и на партийных конференциях.

При этом на конференции Прибалтийского военного округа, где мне дове лось представлять Балтийский флот, острой критике подверглись команду ющий 11 й армией генерал лейтенант Греков Юрий Павлович, мой одно кашник по академии Генерального штаба, и член Военного совета – началь ник политотдела армии полковник Косенков Борис Николаевич, с которым в дальнейшем мы стали добрыми друзьями. Надо отдать должное целому ряду коммунистов – участников конференции, вставших на их защиту и отбивших несправедливые наскоки.

На конференции мне пришлось быть в кругу Первого секретаря ЦК КП Литвы Бразаускаса (он последние дни пребывал в этой должности, а затем, предав интересы партии, перешел на сторону оппозиции) и командующего Прибалтийского военного округа генерал полковника В. В. Гришина.

Влияние Народных фронтов, особенно в Прибалтийских республиках, на территории которых базировался флот, сильно сказывалось на личном составе его кораблей и частей, и этом мы в полной мере убедилось на флот ской партийной конференции. Говоря о наболевших вопросах жизни подраз делений, коммунисты вместе с тем призывали руководства флота и полит управление принимать решительные меры по защите социалистических цен ностей, укреплению единства партийных организаций. Тревога звучала и в выступлениях Первых секретарей ЦК Коммунистической партии Литвы Николая Буракявичуса и Латвии Альфреда Рубикса (последнего мне дове лось сопровождать все дни его пребывания на флоте). Вскоре оба они будут арестованы новой, так называемой демократической властью и пробудут дли тельные сроки в заключении. В сложившейся ситуации от руководства КПСС требовались конкретные, в том числе и жесткие меры по защите конституционного строя. Однако, как показало время, члены Политбюро и лично Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев таких мер не приняли.

Более того, они предали многомиллионную партию. Такого предательства история международного рабочего и коммунистического движения не знала.

Как дальнейшие события отразились на жизни и состоянии флота, и говорить не приходится. Чего только стоит попытка приватизации всего Балтийского флота, которую предприняли коммерсанты! Происходило это в период вхождения в должность нового командующего флотом – адмирала Егорова Владимира Григорьевича.

В один из октябрьских вечеров я зашел в кают компанию командующе го флотом, чтобы немного перекусить. И каково же было мое удивление, когда за столом кают компании я увидел гражданских лиц во главе с народ ным депутатом СССР Бочаровым. Познакомившись с ними и выяснив цель их пребывания на флоте, я удивился еще больше и, естественно, возмутился.

– О какой приватизации флота может идти речь, – как можно жестче ска зал я. – Это что, вотчина,что ли какая? Я и слушать об этом ничего не хочу.

В это время в салон вошел командующий. Почувствовав напряженность обстановки, он спросил:

– О чем это вы, Станислав Николаевич, здесь спорите?

– Да вот, товарищ командующий, джентльмены хотят приватизировать флот.

– Ну что ж, может, это в перспективе и следует сделать, – не моргнув глазом, ответил командующий, садясь в свое кресло. И чуть подождав, про изнес: – Давайте соберем представителей всех структур флота и поговорим с ними. Может, их это тоже заинтересует. Мы ведь сможем за день два собрать их, не правда ли?

– Никак нет, этого сделать практически невозможно. Мы к партийным конференциям начинаем готовиться за месяц. Людям надо осмыслить то, что им предлагают. Все тыловые службы должны быть заранее оповещены. Кро ме того, я решительным образом не понимаю необходимости предстоящего мероприятия.

– Хорошо, давайте дня через четыре мы все же соберем представителей воинских коллективов и обсудим с ними эту тему. А Вы, Станислав Нико лаевич, вместе с генералом Бобровским подготовьте все необходимые для сбора документы. Я их подпишу. Это мероприятие будем проводить в Доме офицеров Балтийской эскадры.

В назначенный срок представители частей флотского подчинения при были в Дом офицеров. При входе каждому вручалась небольшая сумма де нег, и за получение их никто не расписывался. Безусловно, для людей, при выкших к порядку, новшество было в диковинку, как и многое другое из того, что происходило затем. Слушая прибывших на флот представителей, абсолютное большинство не могло понять, зачем в таком спешном порядке командование собрало их здесь. О какой приватизации идет речь? Почему так долго не высказывается по этому поводу командующий? Эти и другие вопросы летели с разных концов зала. Попытки бизнесменов объяснить воз можные механизмы приватизации кораблей, баз и соответствующих хозяй ственных структур вызывали смех или громкое возмущение. Взявший, в кон це концов, слово командующий флотом всячески пытался выровнять об становку в зале, и это также вызвало у людей чувство неудовлетворенности и откровенного разочарования, с которыми они и убывали по своим гарни зонам. На следующий день покинули флот и его потенциальные покупате ли. Однако, как оказалось, их визит был не случайным. Спустя полгода Ми нистр обороны Вооруженных Сил России маршал авиации Е. И. Шапошни ков издал приказ о введении в округах и на флотах института реализации военного имущества. С этого времени начался процесс массового растаски вания и разграбления имущества и военной техники, зародилось казно крадство, в том числе и среди руководящих должностных лиц… Говоря о литовских событиях, а это массовое участие населения в дви жении Народного фронта и кульминация – расстрел мирных граждан у те лебашни и арест руководителей Компартии Литвы, мне хотелось бы остано виться на встречах с двумя генералами, непосредственными участниками этих событий.

С одним из них я познакомился на третьем съезде ДОСААФ страны, который проходил в Вильнюсе. Председатель республиканского отделения ДОСААФ, литовец по происхождению, сухощавый, светловолосый, с мяг кой улыбкой, производил приятное впечатление. Поэтому я с удовольстви ем принял его предложение, когда после конференции он пригласил меня к себе домой. Его жена, украинка по национальности, старалась не вникать в наш разговор о политической ситуации в республике, она была уверена, что все завершится благополучно. К сожалению, ошиблась: погибли люди, а ее муж был арестован новой властью.

Вторая встреча, с бывшим однокурсником по академии Генерального штаба заместителем Министра обороны СССР генерал полковником Вла диславом Алексеевичем Ачаловым, произошла в штабе Балтийского флота, куда он прибыл для участия в заседании Военного совета флота, посвящен ного событиям в Литве. Мы намеревались пообщаться по окончании засе дания, но планам не суждено было сбыться: по приказу Министра обороны СССР В. А. Ачалов срочно вылетел в Вильнюс, где назревали трагические события. Позже он, активный защитник СССР, был арестован и заключен в «Матросскую тишину».

К особенностям государственного переворота и удержания власти но вой элитой можно отнести и факт, о котором руководящий командно по литический состав Вооруженных Сил узнал позже. Чтобы удержать армию и флот от волнений, против каждого командующего, начальника штаба и чле на Военного совета – начальника политуправления были возбуждены уго ловные дела. Компромат собирали срочно и тайно. А о том, что дела такие были, те, на кого их завели, узнали, только прибыв в Генеральную прокура туру для закрытия их дел.

В самый же день, когда был совершен переворот, старшими на флоте оставались начальник штаба вице адмирал Валерий Васильевич Гришанов и я. При этом командующий флотом адмирал В. П. Иванов находился в слу жебной командировке, а член Военного совета – начальник политуправле ния вице адмирал А. И. Корниенко – в санатории в Юрмале. Совместными усилиями нам удалось обеспечить спокойный ритм жизни флота.

В это время со всей остротой встал вопрос с назначением командующе го флотом адмирала В. П. Иванова на должность начальника Военно Мор ской академии имени А.А. Гречко. Его документы находились в аппарате Министра обороны СССР, и казалось, все решено, но тут произошли собы тия, из за которых процесс приостановился. Новым Министром обороны СССР был назначен Маршал авиации Шапошников Евгений Иванович, мой однокурсник по академии Генерального штаба, от решения которого теперь зависела дальнейшая судьба адмирала. Решение могло быть не в пользу мо его командующего, активно защищавшего советский строй. Будучи народ ным депутатом СССР, он резко высказывался в адрес многих политиков, пытающих скомпрометировать советскую действительность, и этого вновь родившаяся так называемая демократическая элита общества простить ему не могла. Я понимал сложность ситуации и думал, как помочь В. П. Ивано ву. Его богатый служебный опыт, высокие морально нравственные качества, способность в сложной ситуации сохранять спокойствие и брать ответствен ность на себя не могли не вызывать уважения у подавляющего большинства адмиралов и офицеров флота, и как флотоводца и умелого организатора его надо было сохранить. Сам же Виталий Павлович, как только начались вол нения в Москве, незамедлительно прервал отпуск и прибыл в штаб флота.

На следующий день после ареста ГКЧП я зашел в кабинет командую щего флотом. Загоревший и, как всегда, подтянутый, он выглядел доста точно спокойным для такой обстановки. Усевшись поудобнее в предложен ное мне кресло, я произнес:

– Товарищ командующий! Я хорошо понимаю всю сложность ситуации, связанной с Вашим новым назначением, и искренне хотел бы помочь ее положительному решению. Дело в том, что с новым Министром обороны страны мы вместе учились в академии Генерального штаба. Я знаю его само го близкого друга, с которым он поддерживает тесные связи уже много лет.

Это генерал полковник Калугин Игорь Михайлович, в настоящее время командующий дальней авиацией Вооруженных сил СССР. Мы с ним дру жим с первых дней знакомства и постоянно общаемся. Я готов вылететь в Москву, встретиться с ним и попросить его переговорить с Евгением Ивано вичем по Вашему вопросу.

Выслушав меня, Виталий Павлович некоторое время молча смотрел в сторону. Затем поблагодарил меня и спросил:

– А что ты скажешь члену Военного совета по поводу своего возможного убытия? Ведь сейчас особое время, и поступки каждого адмирала отслежива ются различными структурами.

– Надо подумать и найти повод отправиться в какую нибудь команди ровку, – ответил я.

Снова помолчав, Виталий Павлович произнес:

– Хорошо, Станислав Николаевич, ты поедешь в Смоленск с целью про верки хода строительства там жилых домов для семей военнослужащих на шего флота, а заодно и заедешь в Москву. Подходит такой вариант?

Безусловно, этот вариант мне подходил, тем более что в Смоленске на ходился штаб одной из армий дальней авиации. Получив согласие члена Во енного совета – начальника политуправления флота, я отправился в коман дировку с несанкционированным заездом в Москву.

Прибыв в столицу, незамедлительно связался с командующим дальней авиацией. Игорь Михайлович был на месте, и уже через час я сидел в его огромном кабинете и рассказывал о цели визита. Внимательно выслушав меня, Калугин со свойственной ему прямотой сказал, что сложную задачу я ему поставил.

– И дело здесь в том, – сказал он, – что нового Министра обороны вла сти отсекают от каких либо контактов и переговоров с кем либо. Даже со мной он не может напрямую говорить.

– Игорь! Я понимаю всю сложность выполнения моей просьбы. Но я же прошу не за себя, а за человека, который достойным образом будет зани маться подготовкой руководящего командного состава Военно Морского флота. А ведь оттого, какие кадры придут нам на смену, таким во многом будет и флот России в будущем.

В таком духе мы продолжали говорить еще около часа. В конце концов, Игорь Михайлович пообещал мне съездить к Шапошникову домой и там рассказать ему о моей просьбе.

Узнав, что мне необходимо сегодня же выехать в Смоленск, И. М. Калу гин приказал соединить его с генерал лейтенантом Константиновым, ко мандующим воздушной армией.

– Сегодня к Вам, в Смоленск, – сказал он Константинову, – убывает по ездом мой старый друг, так ты дай там команду, чтобы его встретили, устро или и помогли ему в решении его вопросов.

В 6.00 утра мой поезд прибыл в Смоленск. Выйдя из вагона, я увидел майора, который шел в мою сторону. Подойдя ко мне, он спросил, не меня ли ему приказано встретить и привести на завтрак к командующему армией.

Я утвердительно кивнул, и мы не спеша пошли к стоявшей на площади ма шине. Минут через двадцать были в военном городке, и я познакомился с начальником штаба армии, который затем проводил меня на завтрак. Войдя в небольшой зал, стены и окна которого украшали цветы, мы сели за цент ральный стол. Справа и слева от него шли два ряда накрытых столов, за ко торыми сидели человек десять генералов и полковников. С самых первых минут меня несколько удивила атмосфера, которая стояла в этом неболь шом зале. Я не услышал шуток, которые обычны в эти утренние минуты.

Люди ели молча, лишь изредка кто либо из присутствующих обменивались несколькими фразами. При этом я понял, что командующий армией по не известной причине задерживается.

Прошло еще минут пятнадцать, и Константинов появился, что очень даже взбодрило присутствующих. Мощный, атлетически сложенный, он на ходу изрекал своим густым голосом ругательства. Возмущение его было открытым, очень естественным. Наконец, усевшись в свое кресло и слегка отдышавшись, он объяснил причину задержки. Как оказалось, его с самого раннего утра «пытали» какие то «два прыща» по поводу того, что он делал во время «путча ГКЧП», какие давал указания и распоряжения подчиненным, что делал до этого дня и после ареста ГКЧП, и т.д. Это его, генерал лейте нанта Константинова, чертовски, как он признался, раздражало. Таким, раз машистым в движениях, открытым в своих суждениях, остался в моей памя ти командующей армией дальней авиации. Что же касается вопроса изуче ния хода строительства жилья, то из за ограниченности во времени мне уда лось побеседовать на эту тему только с командованием роты военно строи тельного отряда.

В соответствии с планом боевой подготовки Объединенного балтийско го флота (ОБФ) в июле 1989 года отработка его взаимодействующих сил про водилась на базе Балтийской эскадры разнородных сил. По распоряжению командующего Балтийского флота мне пришлось находиться вместе с Ко мандующим военно морскими силами Германской Демократической Рес публики вице адмиралом Хоффманом. В течение всей недели с утра до вече ра я сопровождал его на всех плановых мероприятиях. Как правило, утром мы выезжали на очередной корабль, где сразу по прибытии пили кофе, а затем, после небольшого перерыва, начиналось заслушивание командира корабля и его офицеров о готовности к выполнению очередных боевых уп ражнений или их результатах. При этом никогда никаких вопросов или просьб к Командующему ВМС не звучало (то же самое происходило и в под разделениях морской пехоты и зенитно ракетных частях, где мы бывали после обеда). Для меня такое было непривычно, ибо у любого командира или должностного лица всегда имеются вопросы (просьбы) к своему непосред ственному начальнику. И, в конце концов, когда совместная отработка вза имодействующих сил завершалась и мы возвращались со стрельб, я загово рил:

– Товарищ командующий! Находясь в течение недели вместе с Вами и присутствуя на заслушиваниях, я ни разу не услышал какой либо просьбы к Вам или какого нибудь вопроса. Это как то непривычно, поскольку сама жизнь заставляет ставить новые вопросы в ответственный для нас период.

Он посмотрел на меня своими синими глазами и, чуть улыбнувшись, произнес:

– Я что то не очень Вас понял, товарищ адмирал. Вы хотите спросить, не обманывают ли меня мои подчиненные, докладывая обстановку или ре зультат?

– Никак нет, – так же спокойно и, глядя на него, ответил я. – Мне хочет ся понять: неужели у Ваших подчиненных дела обстоят так хорошо или они абсолютно уверены в своих действиях и положительном результате?

Помолчав немного, он вновь произнес:

– Вы знаете, товарищ адмирал, я и в мыслях не могу допустить, что меня могут обмануть мои подчиненные. И как это я, их командующий, могу поду мать, что они докладывают мне не всю правду… После этих его слов мы молчали до самого Балтийска, где на период учения находилась его резиденция, и каждый думал о своем. Мне с моим достаточно большим опытом службы на флоте трудно было принять те кри терии, которыми Командующий немецкими ВМС руководствовался при оценке подчиненных офицеров. У нас ведь по другому. Любой начальник при заслушивании своих подчиненных непременно постарается выяснить, правду ли ему говорят, есть ли вопросы или какие либо просьбы (мол, го вори, не скрывай). И это, видимо, свойственная нам, русским, особенность характера, обусловленная жизненным укладом.

Спустя месяц после учений сил Объединенного Балтийского флота в соответствии с планом боевой подготовки я убыл вместе с начальником штаба флота вице адмиралом Колмогоровым Вадимом Александровичем в город Гданьск Польской Народной Республики для передачи дизельной подвод ной лодки и двух малых ракетных кораблей Военно Морскому флоту ПНР.

В назначенное время мы на служебной «Волге» пересекли государствен ные границы. На территории ПНР нас сразу встретили ответственные лица из состава Министерства обороны Республики и ее Военно Морского фло та, а также наш военный атташе и переводчик. Через два часа, минуя города Бронево, Скопице, Гдыня, мы въехали на территорию военно морской га вани, у пирсов которой стояли наши боевые корабли, готовые к передаче.

Командование Военно Морского флота ПНР, экипажи кораблей были по строены на пирсе рядом со своими кораблями. В гавани находилось много гражданских лиц, приглашенных на церемониал передачи и приема боевых кораблей. После спуска Военно морского и Государственного флагов СССР на передающихся польской стороне кораблях поднялись флаги Военно мор ского флота ПНР.

По традиции, при спуске корабля на воду и подъеме на нем флага о его борт разбивают бутылку с шампанским, и делает это, как правило, женщи на, которую в матросской среде называют «матерью корабля» («дама кораб ля»). Эту роль выполняла супруга воеводы. Она со второго удара разрубила топориком веревку, на конце которой висела бутылка. Однако то ли из за небольшой амплитуды, то ли из за толщины стенки бутылки последняя, уда рившись о борт малого ракетного корабля, не разбилась, а стала покачи ваться у борта. Под шум, смех и громкое обсуждение неудачи бутылку заце пили багром и передали «матери». Улыбаясь, она вновь качнула веревку в сторону корабля. Ударившаяся о борт бутылка осталась целой. Народ замет но поутих. А дежурная команда вновь зацепила бутылку багром и опять пе редала ее «матери». На этот раз она широко размахнулась и с силой отброси ла от себя взбунтовавшуюся бутылку, которая, ударившись об борт корабля, разлетелась на несколько частей. Люди зааплодировали. Военный духовой оркестр заиграл марш. Началось веселье, а мы направились в Дом офицеров, где был организован прием гостей по торжественному случаю, а затем – в гостиницу Министра обороны, расположенную на самом берегу Гданьского залива.

Устроившись в предложенном мне номере с видом на море, я вышел в сад, чтобы побыть на свежем воздухе и немного отдохнуть. Но меня почему то никак не оставляло воспоминание о том, как бутылка с шампанским уда ряется о борт корабля и не разбивается. Было такое ощущение, что корабли не хотели уходить от своих родных моряков, не хотели, чтобы на их мачтах висел чужой флаг. С этими мыслями я и уехал на следующий день к себе в Калининград.

По планам Генерального штаба Вооруженных сил СССР в течение 1990 годов Балтийский флот должен был пополниться четырьмя дизельны ми подводными лодками. Эти корабли находились в составе 9 й эскадры подводных лодок Северного флота, и для их приема приказом командующе го Балтийским флотом была создана группа офицеров из числа флагманских специалистов флота и различных управленцев тыла. В эту группу вошел и я как один из ее руководителей. В течение полутора лет мы несколько раз вы летали или выезжали поездом в Мурманск и далее добирались до поселка Ведяево на специально выделенном для нашей группы автобусе. Мне было особенно приятно вновь посетить ставшие для меня родными места, где я начинал свою матросскую жизнь, а мой старший сын Андрей – лейтенант скую службу. Да и командование эскадры мне было хорошо знакомо. Ее ко мандир вице адмирал Анатолий Иванович Шевченко когда то служил стар шим помощником на АПЛ «К 313», где я более трех лет был заместителем командира, а начальника штаба контр адмирала Николая Васильевича Ер макова, в то время командира атомной подводной лодки, знал с лейтенант ской поры до убытия в академию Генерального штаба. И вот спустя годы военная судьба снова свела нас.

Естественно, находясь на севере, я не мог не посетить места моей пре жней службы – Западную Лицу (1 я флотилия АПЛ), Полярный (4 я эскад ра ПЛ), Североморск (штаб и политуправление КСФ;

7 я оперативная эс кадра надводных кораблей). Я с большим удовольствием встречался с теми, кого хорошо знал за годы совместной службы. Одним из таких людей был контр адмирал Дмитрий Павлович Войнов – командиром 7 й оперативной эскадры надводных кораблей. С ним я встретился на борту самого совре менного в ВМФ СССР атомного крейсера «Киров», где находился штаб эс кадры. Он был назначен на эту высокую должность после окончания Воен ной академии Генерального штаба. Мы долго говорили с ним о годах учебы в академии, о наших бывших преподавателях, о сослуживцах, о положении дел на флоте. Зная, что его часто беспокоили почки, я спросил, как он себя чув ствует в настоящее время. Недолго думая, он спокойно ответил:

– Знаешь, Стас, перед выпуском из академии я прошел медицинское об следование и был признан полностью здоровым. И вообще я думаю, что у нас, военных людей, есть такая особенность: когда нам предлагают выше стоящую должность, мы быстро выздоравливаем. Наверное, какие то силы просто давят все болячки внутри нас, когда речь идет о продвижении по служ бе. Так, видимо, и у меня происходит.

Не думал я тогда, что буквально через несколько дней мне придется по вторить эти слова в разговоре с командующим Балтийским флотом адмиралом В. П. Ивановым. После того как, возвратившись с Севера, я до ложил ему о результатах работы оперативной группы по приему подводных лодок, он вдруг спросил:

– Станислав Николаевич! А ты знаешь, что Владимир Александрович (начальник штаба – С. Б.) назначен в ставку Главнокомандующего Войска ми Западного направления?

– Так точно, товарищ командующий, уже знаю, – ответил я.

– Так вот, мне нужен новый начальник штаба. Ты можешь предложить кого то на эту должность?

Не задумываясь, я назвал кандидатуру контр адмирала Д. П. Войнова.

– Вы, товарищ командующий, являетесь подводником, а флот у нас в большей степени состоит из надводных кораблей и авиации. И здесь Дмит рий Павлович имеет большой опыт. Как истинный надводник он постоянно взаимодействовал с авиацией. Среди руководящего командно политического состава Северного флота он пользуется высоким авторитетом. Этот человек достойно держит удар, надежен и умеет ценить доверие.

– Так он же больной, у него, насколько мне известно, болят почки, – перебил меня командующий.

– Все мы в той или иной степени имеем свои болячки, товарищ коман дующий, – ответил я. – Но когда нам предлагают вышестоящую должность, быстро выздоравливаем. А с Дмитрием Павловичем я на днях встречался, он здоров и, более того, по выпуску из академии Генерального штаба был все сторонне обследован в Центральном госпитале Министерства обороны имени Бурденко.

После моих слов наступила непродолжительная тишина. Устремив свой взгляд в окно, Виталий Павлович, видимо, обдумывал мои аргументы.

– Хорошо. Я возьму к себе начальником штаба Войнова, – спокойным и твердым голосом произнес он и взял трубку телефона закрытой связи.

Когда его соединили с Главнокомандующим, комфлота уверенно ска зал:

– Товарищ Главнокомандующий! Относительно кандидатуры нового начальника штаба хочу обратиться к Вам с просьбой назначить ко мне контр адмирала Войнова, командира 7 й оперативной эскадры.

На другом конце трубки, видимо, было сказано, что Войнов не совсем здоров, на что Виталий Павлович ответил:

– Он обследован в Центральном госпитале Министерства обороны и при знан полностью здоровым, товарищ Главнокомандующий. А по своим каче ствам и степени подготовки он подойдет для Балтийского театра военных действий.

– Ну, вот и все, – сказал, положив трубку, Виталий Павлович. – Пока кадровики будут двигать бумаги, мы будем готовиться к встрече с новым на чальником штаба флота.

Выйдя из кабинета комфлота и зайдя к себе, я не удержался и тут же по звонил Войнову.

– Дима! Я только что был у командующего флотом. Он разговаривал с Главкомом относительно твоего назначения к нам начальником штаба. Глав ком дал согласие. Сейчас тебе будут звонить кадровики и предлагать эту дол жность. Так ты не вздумай от нее отказываться! – закончил я говорить и по ложил трубку.

Спустя полтора месяца приказом Министра обороны СССР контр ад мирал Войнов Дмитрий Павлович был назначен начальником штаба Бал тийского флота. Он быстро врастал в обстановку, принимал ответственные решения, умело руководил работой штабного аппарата. Своей высокой про фессиональной подготовкой и ответственным отношением к исполнению долга завоевал высокий авторитет не только среди офицеров штаба, но и у всего руководящего командно политического состава флота.

Вспоминая о приеме подводных лодок Северного флота, не могу не рас сказать о двух событиях, которые произошли со мной в новогодние дни года. По прилете в Мурманск, как и следовало ожидать, меня встречал мич ман с эскадры подводных лодок, которому было поручено и в дальнейшем сопровождать меня. На служебной машине «УАЗ 469» мы благополучно доехали до завода поселка Роста, где стояла на ремонте подводная лодка, на которой служил Андрей. Узнав от командования бригады, что он заступает в эту Новогоднюю ночь на дежурство, я, естественно, встретился с ним. Пе реговорив о делах и ближайших планах, мы решили, что я еду в Ведяево, к его жене Наташе, и вместе с нею встречаю Новый год, а на следующий день вернусь сюда, чтобы забрать его после дежурства. Уже в машине я объяснил моему сопровождающему и водителю наш дальнейший маршрут и при этом поинтересовался, хватит ли бензина, на что водитель – молодой матрос четко мне доложил:

– Не волнуйтесь, товарищ адмирал, заправлены оба бака, так что дое хать до Ведяево, а затем в Полярный нам вполне хватит.

Я был удовлетворен таким ответом, и мы выехали с территории брига ды ремонтирующихся кораблей в синеву полярного морозного вечера. Ка ково же было мое удивление, когда через час двигатель машины стал внача ле захлебываться, а затем и полностью заглох. Покопавшись в нем несколь ко минут, водитель жалобным голосом произнес:

– Товарищ адмирал! Бензина в обоих баках больше нет, надо просить у водителей встречных машин.

– Как это нет бензина? Ведь Вы мне доложили, что оба бака полностью залиты. К тому же у Вас есть приборная панель, где виден уровень расхода горючего. Вы не могли вместе с мичманом этого не заметить, тем более что я вас спрашивал и получил ответ, что все в порядке. Как прикажите все это понимать?

Я с грустью смотрел на заснеженную тундру. Ну, кто за несколько часов до Нового года может здесь появиться? Если только какая нибудь частная машина с опаздывающим к праздничному столу водителем. Да и то есть ли у него канистра с бензином, которым он может пожертвовать ради нас? Не знаю, о чем думали мои попутчики, но в машине повисла тишина. Наконец после продолжительной паузы мичман произнес:

– Товарищ адмирал! Мы Вам, честно говоря, доложили неправду. Дело в том, что, как только мы выехали из Полярного, я заметил: приборы пока зывали невысокий уровень бензина. На мой вопрос водитель ответил, что заправил оба бака, но, видимо, «годки» бензин откачали. Из за боязни, что его накажут, он мне об этом не доложил. Мы думали: до Ведяево горючего хватит, а там мы дозаправились бы. Вот и все, что я могу доложить по этому поводу.

Мичман явно переживал за свой промах. А мне ничего не оставалось, как принять случившееся за совершившийся факт. Надо было думать, что в наших условиях предпринять, чтобы не замерзнуть здесь, на ветру и морозе, которые с каждой минутой ощущались все сильнее. Машина быстро высту жалась, и мы начали потихоньку замерзать. По закону подлости, на месте не оказалось не только спичек, но и лопаты с топором – постоянных спут ников опытных северных водителей.

Осмысливая сложившуюся ситуацию, я прикинул, что мы остановились километров в пяти от пограничного поста, расположенного у реки Ура Губа.

За ним, чуть более чем в трех километрах, находятся рыболовецкий колхоз и сам поселок Ура Губа. От него до гарнизона Ведяево совсем недалеко. Стоит ли в таком случае сидеть здесь и замерзать?

– Значит, так поступим, – проговорил я, глядя на своих притихших по путчиков. – Мы с водителем пойдем в сторону Ура Губы. Полагаю, часа че рез полтора доберемся до погранпоста. А Вы, товарищ мичман, остаетесь здесь, в машине, и ожидаете нас или тех, кто за Вами приедет. В любом случае мы встречаемся в штабе эскадры подводных лодок или в другом мес те, где буду находиться, о чем Вам сообщит дежурный эскадры. Самовольно машину ни при каких обстоятельствах не оставлять, – закончил я инструк таж, и мы с матросом тронулись в путь – в темноте, по извилистой дороге тундры. Каково было идти в легкой обуви, да еще и по скользкому ледяному покрову дороги в полярную ночь, думаю, объяснять не надо. И, тем не ме нее, через полтора часа изнурительной ходьбы мы подошли к мосту, идуще му через реку Ура Губа. В это время по нему навстречу нам, ярко освещая дорогу, ехала машина. Встав посреди дороги и высоко подняв руку, я ждал, когда она остановится. Из машины вышел человек, и в свете фар я успел уви деть только, что это адмирал.

– Станислав Николаевич! – Услышал я знакомый голос. – Это Вы! Ка ким ветром, и почему в такое позднее время оказались здесь? – Он продол жал говорить, но из за света фар лица его не было видно. – А я вот как стар ший в Новогоднюю ночь объезжаю караулы. У Вас, как я вижу, какие то проблемы, раз Вы в такое время ходите по тундре пешком?

Вот так я встретил своего сослуживца по 1 й флотилии атомных под водных лодок, который в настоящее время был командиром дивизии атом ных подводных лодок. Объяснив ему ситуацию, я попросил его отвезти нас назад к машине и помочь нам добраться до военного городка.

– Мы сделаем по другому, сказал он. – Вас сейчас отвезем на эскадру, там я дам другую машину, которая с Вашим водителем и поедет на место, а Вы отдохнете. Кстати, новый год уже наступил, с чем вас искренне поздрав ляю.

Через минут двадцать мы уже подъезжали к КПП. А спустя еще несколько минут наш спаситель, позвонив командиру эскадры и начальнику штаба, обратился ко мне:

– Станислав Николаевич! Все руководство эскадры собралось на квар тире начальника штаба, и они Вас там ожидают. Так что поезжайте и отдох ните от прогулки по тундре. А за водителем сейчас подъедет дежурная ма шина, на которой он и поедет к месту стоянки своей машины. Как только их доставят в гарнизон, мы Вам об этом сообщим.

Поблагодарив его за помощь и внимание, я отправился на квартиру к Николаю Васильевичу, в прошлом моего подчиненному и сослуживцу, а теперь уже адмиралу – начальнику штаба эскадры подводных лодок. Здесь я увидел много знакомых, тех, вместе с кем довелось служить не один год на 1 й флотилии атомных подводных лодок. То тепло и то радушие, с которым меня встретили, вызвало у меня приток острой ностальгии по Северу и службе на нем. Побыв немного с друзьями, я поспешил к Наташе, которая была заранее предупреждена о моем прибытии в гарнизон, и мы с ней и ее соседя ми продолжали встречать новый год.

Утром следующего дня меня разбудил звонок в дверь. Это был мичман – старший машины, который доложил мне о готовности ехать в г. Полярный.

Проезжая мимо заснеженных сопок и любуясь суровой красотой тунд ры, я размышлял над всеми теми событиями, которые произошли за истек шие сутки и конкретно в Новогоднюю ночь. Ведь впервые в жизни мне при шлось встречать Новый год в полной темноте полярной ночи. И рядом со мной безмолвно шагал водитель машины, оставивший ее на дороге… Второе событие, произошедшие в эти Новогодние дни, связано со встре чей с первым заместителем командующего Северного флота, которая про изошла у него на квартире в г. Североморске. Я прибыл к нему по его пригла шению вместе со своим старшим сыном Андреем (лейтенантом), которого по согласованию с командованием бригады забрал с собой после сдачи им дежурства по подводной лодке. В бригаде, кстати, произошел забавный слу чай. Во время моего разговора с командиром бригады к нему в кабинет по звонил дежурный с КПП и доложил, что к воротам подъехала «Волга»

вице адмирала Касатонова. Услышав это, командир бросился к вешалке и стал быстро надевать шинель. Зная о том, что И. В. Касатонов послал свою машину за мной, я сказал об этом командиру бригады, однако он все же вы шел, якобы провожая нас с Андреем до машины.

Мне, как и ранее в Полярном, приятно было вновь оказаться, кругу се мьи Игоря Владимировича. Его жена Юля и их дети были дома. Сидя за праз дничным столом, мы беседовали по широкому кругу проблем. Игорь Влади мирович подробно рассказывал нам об итогах похода группы боевых кораб лей с дружеским визитом за океан, в Соединенные Штаты Америки, кото рый был совершен под его флагом. В память об этом походе он подарил мне два номера флотской газеты «На страже Заполярья» и более десятка различ ных фотографий. Эти материалы до сих пор хранятся у нас дома, в нашем семейном музее.